Перспективы славян в европейском обществе представляются Негошу в конце жизни весьма печальными. Крах концепций иллиризма и австрославизма, а также внутриполитическая борьба в Сербии, не способствующая консолидации его страны для противостояния Турции, приводят к неутешительному выводу, сформулированному в письме «Одному сербу в Триесте»: «Эх, бедные славяне, что бы делала Европа без рабов, если бы не они? … Если кто-либо хоть сколько-нибудь сомневался, что не рождены славяне для рабства, пусть посмотрит сегодня на их действия. – Может ли быть в мире что-нибудь отвратительнее их слепоты? Я всегда диву даюсь, и никак надивиться не могу, как некоторым людям может быть рабство столь приятно! Они подобны щенку, потому что щенок вырывается в попытках обрести свободу, а когда ее получает, снова бежит к цепям, чтобы его привязали. Вот бы это счастье выпало мне самому и этой горстке народа славянского, и в нашем великом племени истинного вероисповедания, освященного людьми – и это бы нашим вековечным за свободу мучениям конец принесло; но напрасно, славяне одинаково к рабству стремятся» [100, VI, с.172].
И хотя «митрополитом Петром II Петровичем Негошем не была разработана документально оформленная политическая программа относительно образования объединенного югославного государства…, он горячо приветствовал все попытки, направленные к объединению южных славян» [5, с.74].
Жизнь П.П.Негоша оборвалась на 38 году – поэт не дожил до признания независимости Черногории; не увидел он и желанного освобождения соседних славянских народов от австрийского и турецкого гнета. За полтора года до смерти Негош составил завещание, которое отправил с сопроводительным письмом Е.Гагичу, русскому консулу в Дубровнике и своему дорогому другу. В письме он просил Гагича: «Если случится, что я умру, прошу копии этого (завещания – Л.Ц.) отправить в Черногорию и Вашему начальству» [100, VI, с.187]. Таким образом все-таки он подчеркивал, что России доверяет исполнение своей последней воли, рассчитывая при этом на поддержку братского славянского государства. В завещании среди прочего Негош «наследником своим оставляет Данилу, сына Станко, и своего племянника» [66, с. 199-200]. Следует отметить, что в политике этого наследниканашли прямое продолжение нашли идеи поэта-правителя. Он осуществил те замыслы, которые были Негошу не под силу: во-первых, провозгласил себя первым светским правителем Черногории; во-вторых, добился поддержки России и Австрии в вопросе признания независимого статуса Черногории, следствием чего стало разграничение с Турцией и признание суверенитета со стороны Османской империи; в-третьих, ему удалось расширить территорию государства за счет присоединения соседних областей; и в-четвертых, князь Данило укрепил собственную власть, придав ей четкие абсолютистские свойства. В эпоху правления князя Данило испорченные поначалу отношения с Россией из-за отказа от теократической формы правления и нежелания со стороны восточнославянского государства способствовать признанию независимости Черногории в мировом сообществе – постепенно восстановились, причем сотрудничество двух славянских держав стало носить характер братской поддержки и взаимопомощи. И в этом большая заслуга Петра II Петровича Негоша, который не только создал предпосылки для достижения политических успехов князя Данила, но и своим литературным творчеством заложил идеологическую основу для формирования принципов построения государства,в котором «
Глава
II
Русско-черногорское единство в эпических песнях Негоша
Россия в народном эпосе и в ранних произведениях Негоша
Косовская битва 1389 года навсегда осталась в памяти сербского народа, предопределив национальное сознание, что нашло отражение в народных эпических песнях: «Сложная социально-политическая обстановка оказала непосредственное влияние на проблематику эпических произведений, центральной темой которых стала борьба с турецкими завоевателями. Сербские героические песни стали откликом народа на реальные исторические события, вобрали в себя нормы поведения, народные идеалы и представления о том, каким должен быть настоящий воин» [84, с.182].
Особо следует подчеркнуть популярность героических песен в Черногории, где они исполнялись и сочинялись на протяжении веков после Косовской битвы, а имена героев песен стали нарицательными. Не случайно Иво Андрич обратил внимание на «живую силу косовской традиции, которая в тех горах и спустя столетия была действительностью, такой же близкой и реальной, как хлеб и вода» [2, с.5].