Русские импульсы в творчестве Петра II Петровича Негоша

В ходе освободительной борьбы черногорцев конца XVII века, когда они добились фактической самостоятельности от Турции, а во главе их теократического государства стали митрополиты из династии Петровичей-Негошей, слагаются новые эпические песни, повествующие о важных сражениях за независимость, на основании которых в дальнейшем сформировался цикл эпических песен об освобождении Черногории. Данному циклу присущ ряд отличительных особенностей: «Песни его во многом реальные. Краткие и простые, в основном без поэтических описаний, без длинных проповедей, почти совсем нет мотива о вилах и воронах, в них реально описаны бои черногорские с турками, прославляются только реальные личности… В них нет фантазий, как нет и юмора; в них только трезвый реализм в описании. Их повествование простое и стройное; язык в них простой и крепкий, вовсе не риторический» [3, с.62].

В Черногории народные сказители выработали определенный канон эпического стихосложения, так как рассматривали песни не только в качестве хранилища народной памяти, но и как средство информирования: «Эпические песни черногорские, повествующие о событиях новой нашей истории, отличаются от остальной эпической поэзии, среди прочего, ритмом и соблюдением исторической правдивости событий, о которых в них поется. Соблюдение точности событий новой истории было обусловлено также положением и ролью эпической песни в Черногории. Песня была средством общественной коммуникации, она давала оценки людям и событиям, определяла ценности. Она должна была соответствовать требованию правдивости, так как это и являлось условием ее существования. Только будучи правдивой, песня могла быть принятой и передаваемой» [153, с.9-10].

Для ранних произведений Петра II Петровича Негоша был характерен канон эпических песен цикла освобождения Черногории. «Негош относился к черногорской эпической поэзии не просто как поэт или как человек, с детства впитавший ее, но и как мудрый политик, осознававший громадное ее значение для судеб народа и страны» [111, с.246]. По мнению Й.Деретича, его дебютные произведения являлись скорее подражаниями эпосу, так как их отличали «содержание… и идейность, которые свойственны художественной литературе» [35, с.33-34]. Подобные произведения (песме «на народну») получили распространение в Черногории во многом благодаря усилиям владыки Петра I Петровича Негоша, старавшегося «укрепить официальную черногорскую традицию, чтобы сделать ее опорой своей политики» [35, с. 33]. В качестве тем для своих первых произведений Негош выбирает заинтересовавшие его исторические события, о которых он узнавал из книг, хранившихся в библиотеке Цетиньского монастыря.

Примечательно, что уже в первых своих сочинениях Негош поднимает тему России и общности славянских православных народов. Именно таково содержание «Песни о царице Екатерине II и турецком султане» (Одломци из песме о царици Катарини II и турском султану), которая, к сожалению, дошла до нас лишь фрагментарно. Отрывки из нее сохранились в записи Вука Врчевича, автора знаменитой книги «Жизнь Петра Петровича Негоша». По утверждению Врчевича, в 1829 году молодому поэту «попалась какая-то русская книжица о войне русской царицы Екатерины II и турецкого царя Сулеймана. Поскольку Раде достаточно хорошо знал славянский язык, то легко мог понять и русский. Книжица ему понравилась. Российская победа и турецкое поражение настолько его вдохновили, что он сложил об этой войне песню в духе народной, и так искусно это у него получилось, что потом по всей Черногории песня пелась, как самая любимая, а, может быть, и теперь поется» [21, с.13]. Врчевич приводит отрывки песни по памяти. Фрагменты, которые он вспомнил, касаются реакции султана на письмо российской императрицы, в котором она призывает Турцию прекратить надругательства над христианами, в противном же случае Османской империи грозит война с Россией:

Не будали, влашка удовице!

Ђе ће овца с вуком ратовати

И грмуша орлу наудити?…

ако дигнух моје јањичаре,

сву ћу твоју земљу поробити,

поробити, ватром попржити,

а тебе ћу живу уфатити,

да ме двориш као робињица [100, V, с.252].