– Масленицу справим, тогда и избу посмотрю. Изба, хоть и мала, но добрая, не меньше двух гривен будет стоить.
Беляй сплюнул, но спорить не стал. В избе не повернуться, но жить-то где-то надо.
Заветный лоскуток кожи, давший свободу отцу и матери, подержала в руках вся семья. Беляй отдал отцу все куны и поутру, несмотря на уговоры родных, отправился в Новгород – повидаться с суженой в оставшиеся свободные дни.
Куны кончились, но печали о том не было. Добрыга обещал, значит, сделает. Однако какой поганец Будята – обманом гривны наживать. И как ему перед людиями не соромно? Про таких Христос сказал: скорее велблюд в игольное ушко пролезет, чем богатей в рай попадёт. А велблюд с доброго коня будет, так Никодим объяснял. Да разве примет Будята Христову веру? Да ни за что.
Радостной представлялась Беляю жизнь. Впереди – женитьба на любимой. Сейчас душа его очистилась от скверны благодаря богоугодному поступку. Хороши заповеди Христовы – от них всем легко и радостно.
Новая вера пришла к Беляю вместе с любовью и потому была радостной и светлой. Будучи поначалу докукой, которую надобно совершить, дабы достигнуть желаемого, постепенно она овладела им. Христиане, с которыми парень встречался в Никодимовой избе, были обычными людьми, как Добрыга, Дубок, Рудый, как он сам. И жили христиане по главной заповеди русичей – живи по правде, бога славь. Собираясь вместе, они не только молились, но и говорили о своём, житейском, потому и ведал об их жизни. Слушали не только попа, сами рассуждали о вере. Гончар Иван объяснял:
– Ты мурашиную кучу в лесу видел? Сам размысли, нас как мурашей, а бог один. Он как за всеми присмотрит? Живи по заповедям божьим, молитвы возноси, он услышит.
Радостный, просветлённый поведал Беляй отцу Иакинфу о добром поступке, что душа его очистилась от скверны и готов он принять крещение. Поп посмотрел сурово, изрёк:
– О плоти бренной печётесь, о душе забываете. Не доходит до ваших закоснелых душ слово Божье. Церкви Христовой не имеем, по избам молимся, а вы?
Обида и зависть глодали отца Иакинфа. Скитался епископ, аки пёс бездомный. В Городе епископ Амвросий имел церковь Преображения, построенную доброхотством богатых гостей, торгующих с заморскими странами. Здесь же, в Славне, жили ремесленники, чьи скотницы от гривен не ломились. Да и мало их было, принявших святую веру Христову. Упорствовали русичи в неверии. Помощи ждать неоткуда, ни от Корсуня, ни тем паче от Константинополя. С Константинополем и Амвросий, и Иакинф были не в ладах. В гордыни жили патриархи константинопольские. В гордыне своей не хотели видеть действительности, требовали несбыточного – службу править по-гречески, покоряться Империи. С Константинополем свяжись – патриарх тут же мзду потребует. Империя – глотка ненасытная. Потому епископы, нёсшие веру Христову на Русь, жили сами по себе. Решения соборов блюли, но с Константинополем не якшались, хотя и придерживались правой веры, а не латыньской. Церковь, церковь ставить надо, тогда легче обращать язычников в святую веру. Но паства не понимала того, потому и ярился отец Иакинф на бестолкового простолюдина.
– О душе, о душе печься надо, – повторил раздражённо поп, вызывая у Беляя недоумение своим раздражением. – Бог примет покаявшихся и страдающих за веру. Богу все едины, и раб, и боярин, и богатый, и нищий. О душе печься надо. Повернул бы родителей своих к вере Христовой, тем бы спас их. Вот это был бы богоугодный поступок. А ты о плоти позаботился, а не о душах. Пострадали бы в закупах да пришли бы к Отцу нашему Небесному, тем бы милы стали Богу.
– Так я что ж, неверно поступил? – спросил обескураженный поповским гневом Беляй.
Иакинф тяжело посмотрел на глупого простолюдина, не способного понять очевидных вещей, молвил:
– Помни, как учил Христос: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня». Ладно, иди. Поразмысли над моими словами. Да в другой раз у меня совета спрашивай, а не у своих братьев-язычников.
Словно ушат холодной воды опрокинули на Беляя.
Глава 12
1