Русские хроники 10 века

Царевна Анна, дева двадцати пяти лет, сложение имела стройное, лик миловидный, округлый, но не блином, нос тонкий, прямой, рот большой с сочными губами. Одета была, несмотря на жаркий день, как подобает члену семьи басилевса – в белую столу с золотой вышивкой по краям, пурпурную парчовую мантию, с бляхами, покрытыми крупными жемчужинами, отделанную золотым шитьём по кайме. Шею украшало золотое ожерелье с драгоценными каменьями, чёрные волосы искрились жемчугом.

Сопровождали царевну архиерей Михаил, свита придворных жён, охраняли дворцовые гвардейцы.

Встречали высокородную особу и стар, и млад. Впереди теснившихся жителей стоял церковный притч во главе с архиереем Константином, за священством толпились городские старосты. Царевна благосклонно принимала раболепие и почитание подданных, восторженные взоры тешили самолюбие. Но сегодня восхищённые подданные, склонившиеся в раболепном земном поклоне, вызывали злобу. Ради них её, словно жертвенного овна, отдали на заклание. Сватовство христианских государей было отвергнуто одно за другим по причине худородности женихов. Никто не может сравниться с порфирородными. Теперь же по воле державного брата, ради блага Империи, она отдана в жёны полудикому варвару, едва научившемуся креститься. Да лучше предаваться блуду да замаливать грехи, чем делить ложе с таким супругом. От отвращения к предстоящему взгляд царевны был надменен и колюч.

Площадь склонилась в поклоне, остались стоять две группки – священство и посланники нынешнего владетеля города – великого киевского князя. Добрыню занимал царьградский поп, стоявший рядом с царевной. Царевна, при всём своём порфирородстве, всего лишь игрушка в руках державных мужей. По одежде, убранству – саккос, омофор, епатрихиль, митра, наперсный крест, панагия – воевода определил в попе священника одного с отцом Константином сана. Сию премудрость растолковал отец Анастас. Одежда, убранство соответствовали сану архиерея, но расшитые золотом, украшенные смарагдами да яхонтами, выглядели много богаче одежд попа из захолустья. Поп, приставленный к царевне, верно, в доверии у басилевса и ведает о тайных помыслах Василия. Беседу с ним вести надобно хитро, чтобы и тайные помыслы выведать, и, оберегая свои выгоды, не рассорить владык двух обширнейших земель. Лик архиерей имел не пастырский – чёрная по грудь борода без единого седого волоса, хотя годами архиерей был далеко не молод, щёки с рублеными вертикальными складками, крепко сжатый рот с твёрдыми губами, карие глаза, что жёстко, совсем не по-отечески оглядывали склонившуюся в поклоне паству. Такой лик подобает иметь не духовному пастырю, а воеводе, поверяющему перед бранью дружину. Добрыня не ведал внутренних помыслов отца Михаила. Архиерей видел перед собой не покорную слову духовного отца паству, а людство, дерзнувшее в думах своих отторгнуть от себя верховную власть и лишь благодаря прозорливости власти не свершившее котору на деле.

Предавшись своим думам, Добрыня запаздывал с приветствием царевне. Порфирородная, получив пастырское благословение у отца Константина, готовилась войти в город.

Добрыня – не подданный, но победитель – степенно направился к невесте князя.

Анна, внутренне напрягшись, не сводила глаз с подходившего к ней руса. Вот они, варвары, с коими отныне связана её судьба.

– Боярин Добрыня, – вполголоса молвил отец Константин. – Остерегайся его.

Боярин, занимавший при дворе великого князя место, схожее с чином кесаря при византийском басилевсе, выглядел типичным славянином – широкоплеч, дороден, русоволос, голубоглаз. Магистр Лев Дука много рассказывал о сём проницательном и потому опасном муже. Поведал и то, что сам приметил, больше то, что от других узнал. Происхождение его смутно, по-разному рассказывали. Одни – происходит первый боярин из княжеского, но не киевского рода. Иные – хотя свободнорождённый, но побывал в княжих рабах, и отец его – простец. Но те и другие сходились в одном: Добрыня – брат княжьей матери, потому приходится великому князю дядей и имеет на того большое воздействие. К империи относится настороженно, к ромеям – с нелюбовью и подозрением.

Добрыня склонился в поясном поклоне, произнёс слова приветствия. Анна рассматривала человека, входящего в её жизнь, который, безусловно, станет влиять на неё, может сделать её существование в Киеве спокойным, а может и несносным. Чего ожидать от него? Добрыню занимал тот же вопрос. Что ждать от ромейки? Ромейка не булгарыня и не полоцкая княжна, жена, поднаторевшая в которах. Кто же она, новая жена сыновца? Игрушка в руках державных мужей, покорная и безвольная, или ночная кукушка, что дневную перекукует? Не околдует ли князя изощрёнными ночными ласками, чарами, не повернёт ли его взор к Византии? В то, что Анна, ступив на Руськую землю, из ромейки обратится в русскую, Добрыня не верил. Верно, и брат наставлял сестру, что ждёт Империя от её замужества.