Русские князья. От Ярослава до Юрия

Ни Дулеб, ни Иваница, собственно, и не различали как следует богатых повозов от убогих возков, сытых коней от жалчайших кляч; их прежде всего поразила эта неожиданность, эта живая толпа перед воротами сонного еще, будто вымершего Киева, мощная волна жизни подхватила их и как бы погнала их коней вниз быстрее и быстрее; и чем ниже они спускались по взвозу, чем больше углублялись в иной Киев, тот, который прижимался к подножью Киева верхнего, тем шире, неудержимее разливалась перед ними живая волна; оба они видели это с особой четкостью и силой, потому что они только что оставили тот, верхний Киев, только что ехали по его тихим улицам, и лишь скрип снега под копытами и фырканье их коней разбивали тишину. Покинув один город, очутились они в городе другом, таком непохожем на тот первый, странный, загадочный, невероятный. Тот на горе, насупленно неприступный за высокими валами, сверкающий золотыми куполами церквей и монастырей, с притаившимися недоверчивыми дворцами и дворами, равнодушный ко всему на свете, еще спал, еще досматривал сны своего величия; еще храпели, сотрясая на бездонных и безбрежных пуховиках неистовым, громоподобным храпом своих пышнотелых жен, закисшие бояре; еще лишь продирали глаза, чтобы встать к утренней молитве, рачительные иереи; еще дремала в теплых укрытиях ночная обленившаяся стража, даже псы, всю ночь лаявшие на святыни, богатства и тайны княжеского города, утомились и теперь спали вместе со своими блохами, повизгивая в сладком изнеможении, – там все казалось мертвым, ничто не указывало на пробуждение, становилось чуточку даже страшно за такое странное состояние этого, казалось бы, вечно живого и неугомонного города. Однако неутомимость суждена была не тому, что на горе, а нижнему, неугомонному, безбрежному, который раскинулся в ярах, над Почайной, на Оболони, жил словно бы вечно, не зная ни сна, ни отдыха. В этом нижнем городе тут и там посверкивали огни, раздавались голоса людей, видно было, как полыхает пламя в печах, как раздуваются горны в кузницах, слышно было, как звенят кузнечные молоты, как весело стучат молотки бондарей, прилаживающих обручи к первым кадушкам нового дня, приближавшегося к Киеву из-за далеких днепровских пущ и плавней; Дулеб и Иваница ясно представляли, как начинают работу сапожники, как месят глину гончары, как кожевники ставят новые чаны, как пивовары и медовары нюхают первый вкусный дымок.

И вот тут, свернув в одну из узких и крученых улочек Гончаровки, они неожиданно столкнулись с Петрилой. Не узнали бы восьминника, потому что не привыкли видеть его верхом, представлялся он Дулебу и Иванице почему-то всегда неуклюже семенящим кривыми ногами, будто разгребал ими снег, – а тут он ехал на черном коне, позади него следовали два мрачных помощника; глаз у него, оказывается, был очень острым, потому что он сразу узнал княжеского лекаря с его товарищем и вельми обрадовался, если не сказать, что удивился.

– Ага! – почти обрадованно закричал Петрило. – А куда?

– К болящему, – мгновенно ответил Иваница.

– Тебя не спрашивают! Спрашиваю лекаря! – гаркнул на него Петрило.

– Ему надлежит знать, куда может ездить лекарь, – спокойно промолвил Дулеб.

– Не мое дело угадывать. Меня знает Киев, я тоже должен знать в нем все. Знать, а не догадываться. Вот так, лекарь.

– Не твой он лекарь, а княжий, – снова не выдержал Иваница.

– А какого князя? – зловеще засмеялся Петрило. – Как тот князь называется, лекарь? Может, скажешь тут, пока еще все спят?

– Ведаешь вельми хорошо какого, – с прежним спокойствием сказал Дулеб и дернул за правый повод, чтобы объехать Петрилу и его людей.

Восьминник попытался было поставить своего коня поперек улочки, но замешкался, Дулеб уже проехал мимо, Иваница же бросился на Петрилу с такой ненавистью, что тот попятился то ли с испугу, то ли решив поквитаться с этим человеком в другой раз.

– Почему это он так рано? – спросил Дулеб Иваницу, когда тот догнал его.

– На сонных нападает! – хмыкнул Иваница. – Глаза у него красные, как у князя Изяслава. Такие люди не спят по ночам, норовят напасть на сонных.

– Грех молвить такое про князя. У него правда больны глаза.

– Да что мне до его глаз! Сказал: у Петрилы такие же, как и у князя, – вот и все.

Сегодня все время получалось как-то так, что у Дулеба то и дело возникали споры с Иваницей. Кто-то должен уступить. Более мудрый и опытный?