Русские князья в политической системе Джучиева Улуса (орды)

Под 1407 г. источники фиксируют отъезд князя Ивана Михайловича Тверского в ставку хана Шадибека 20 июля[1255]. На этот день выпадает память пророка Илии. Илья-пророк — святой грозный, суровый, карающий, но одновременно щедрый, наделяющий. Надо полагать, что выбор данного дня для отъезда был связан с тем фактом, что поездка была связана со спором между великим князем Иваном Михайловичем и удельным князем Юрием Всеволодовичем Холмским. Иван Михайлович выехал из Орды победителем. Показательно в этом плане, что отъезд князя Ивана в Орду в Тверском сборнике относится к четвергу 21 июля — память пророка Иезекииля[1256]. Обращает на себя внимания тот факт, что книга пророка Иезекииля делится на четыре хронологические и смысловые части. В первых 24-х главах соответствуют периоду от пятого года пленения иудейского царя Иехонии (и самого Иезекииля) до начала осады Иерусалима — они полны упреков и жестоких предсказаний — пророк, не жалея красок, клеймит иудейскую знать за идолопоклонство, ростовщичество, притеснение бедноты и пришельцев-неевреев, осуждает её за проегипетскую ориентацию во внешней политике. Следующие 25–32 главы посвящены периоду осады Иерусалима. В главах 3339 приводятся пророчества, относящиеся к первым, самым тяжелым годам «Вавилонского плена», они полны утешений и чаяний светлого будущего. Последняя, четвертая часть — своего рода религиозно-политическая утопия, в которой пророк показывает восстановленный Иерусалим и в его центре величественный храм[1257].

Таким образом, если учитывать, что даты событий в летописных памятниках не могли появляться случайно, мы можем предполагать, что отсылка к библейским сюжетом в форме обращения к памяти святых (даты в календаре) могла быть представлением своеобразной (скрытой) концепции ордынского владычества и освобождения от него. Во всяком случае, смысловое наделение числа отбытия князя в степь произошло после события, что можно предполагать и в отношении даты — 20 июля. Вернувшись из ставки хана победителем, Иван Михайлович мог рассматриваться как человек, получивший божественную поддержку, которая выразилась в его отъезде в Орду в Ильин-день — день щедро наделяющего (Иван Тверской) и справедливо карающего (Юрий Холмский) пророка.

В 1412 г. в Орду отбыл Василий I Дмитриевич. Его отъезд отмечен в летописях 1 августа[1258] — празднество Всемилостивому Спасу и Пресвятой Богородице[1259]. А Никоновский свод особо подчеркнул, что князь выехал «на память святыхъ Еліозара и Соломоніи и 7 сыновъ ея». Вероятно, выезд князя в Орду в этот день был связан с надеждой на защиту и покровительство Христа и Богородицы.

«На память Успенія святыа Богородица»[1260] — 15 августа 1412 г. — отправился в ставку Джелаль-ад-Дина Иван Михайлович Тверской. А почти 20 лет спустя, 15 августа 1431 г., «на праздникъ же пречистыа успеньа» выехал в ставку Улуг-Мухаммеда Василий II Васильевич Московский[1261]. В том 1431 г. 8 сентября «на праздникъ рожества пречистыа богородици… поиде за великим княземъ ко Орде же» Юрий Дмитриевич Звенигородский и Галицкий[1262]. Богородичный культ на Руси и в Московском княжестве был чрезвычайно распространен. Для русских праздник Успения Богоматери — свидетельство Её предстательства за мир и Церковь Христову: Она умерла и, телесно оставив мир, не перестает ходатайствовать за нас перед Своим Сыном[1263] и покровительствовать Руси и Московскому княжеству.

Особенно благоприятным днем для начала различных дел считался праздник Рождества Богородицы[1264] (8 сентября — ср. Куликовская битва).

Таким образом, вполне очевидно, что сохранившиеся даты отъезда князей ко двору ордынского хана не являются случайными. Выбор даты был обусловлен, по всей видимости, основными целями поездки князя: соответственно им выбирался святой покровитель начала поездки. Сохранившиеся в письменных памятниках числовые обозначения отъезда князей свидетельствуют, в первую очередь, о смирении князей перед Богом и освещенной Им верховной властью Орды («ордынским пленом»), готовность пострадать за веру, подобно первым христианским мученикам (мотив Дмитрия Солунского) и упование на защиту и покровительства Божественных сил (в частности, Богородицы) в столь опасном и непредсказуемом предприятии. Однако не исключено, что многие числовые обозначения были включены в летописи уже после поездок князей, после осмысления результатов и символичности различных «знаков», к примеру, дней отъезда.

Особо летописи фиксируют лиц, провожающих князей в дальний и опасный путь.

Михаила Ярославича Тверского до реки Нерль, откуда князь отправился во Владимир, провожала жена и младший сын: «Еже до егоже мѣста проводити его благородная его княгини Анна и сынъ его Василий, возвратишася от него со многим рыданиемъ, испущающе от очию слезы, яко рѣку, не могущи разлучитися от вълюбленнаго своего князя»[1265]. Драматизм разлуки автор рассказа подчеркивает указанием на плачь и рыдание провожающих.