Русские князья в политической системе Джучиева Улуса (орды)

Во Владимире князь попрощался со своими старшими сыновьями Дмитрием и Александром: «Егда разлучастася слезни и уныли, отпусти ихъ во отчество свое, давъ имъ дары, написавъ имъ грамоту, раздели имъ отчину свою, ти тако отпусти ихъ»[1266].

Сына Михаила Александровича Тверского Александра в его последнюю поездку в Орду в 1339 г. провожали супруга с детьми, епископ, настоятели монастырей («Епископь же, игуменъ и съ попы, и княгины его съ дѣтми своими проводиша его обону страну усть Кашины до святого Спаса; и служивъ службу у святаго спаса, молитву сътворивъ за князя и за другы его, и тако отпустиша и съ многымъ плачемъ и стенашемъ, абіе престаша отъ тугы»). После традиционной молитвы князь отправился в степь речным путем («А князь поиде въ насадъ…»). Его младший брат Василий «съ бояры и со слугами проводиша и до Святославля поля»[1267].

Московского князя Дмитрия Ивановича до южного рубежа княжества, до реки Оки, в 1371 г. провожал митрополит всея Руси: «Алексїи митрополитъ проводилъ его, молитву сътворилъ, отъпусти его», а «…самъ възратися въспят[ь], и прїехавъ градъ Москву»[1268].

Ивана Михайловича Тверского в 1412 г. «проводиша его сынове его и все многое множество народа со слезами». Кроме того, «иніи бояре и слуги множество проводиша его до Нижняго Новагорода; и тако отпустивъ ихъ назадъ, а самъ поиде въ Орду»[1269]. Такие массовые проводы своего князя летописец упоминает единственный раз.

Проводы и прощание с родными и близкими Даниила Галицкого в летописи не отмечены. Правда, упомянуто, что накануне поездки князь «…думавъ с братомъ своимъ (Васильком Романовичем Волынским — Ю.С.) и поѣха ко Батыеви»[1270].

Таким образом, отъезд князя в степь в первое время ордынской зависимости нередко сопровождался вызовом хана. Позже, когда система устоялась, князья сами отправлялись в ставку хана в соответствии со сложившейся ситуацией (смерть хана или великого князя) или исходя из своих личных политических интересов (жалоба на соперника, приобретение ярлыков на соседние княжества и т. д.)

Сохранившиеся даты отъезда соотносятся, по всей вероятности, с главными целями поездки князя — исходя из них выбирался святой покровитель начала поездки. Нельзя не учитывать и того факта, что многие числовые обозначения могли быть включены в летописные памятники «задним числом» уже после поездок князей, после осмысления результатов и символичности различных «знаков».

Вполне закономерно, что в дальнюю и опасную поездку князя провожали его родные и близкие. Провожали они его до границы княжества. Однако, к примеру, Михаила Ярославича Тверского его старшие сыновья сопроводили до столицы не удельного, а великого княжества — г. Владимира. Это может быть объяснено не только нахождением города по дороге в степь, но и тем фактом, что князь Михаил являлся до описываемых событий великим владимирским князем.

Часто также до границ княжества князя провожали высшие церковные иерархи — митрополит или епископ.

§ 2. Дорога в Орду

Добраться до ставки хана из русских княжеств можно было двумя способами — речным путем и сухопутным. Летописные памятники, как правило, фиксируют комбинации способов поездки: часть пути проходит по сухопутной дороге, затем князья и свита пересаживаются на речные суда и движутся вниз по течению реки до столицы Орды города Сарай. Оттуда, вероятно, если хан кочевал в степи, князьям предстояло добраться до кочевой ставки ордынского правителя, что также требовало пересадки на гужевой транспорт. Находки княжеских печатей в городах вдоль волжского речного пути (князя Дмитрия на территории Самарской излучины, князя Михаила в Увеке, князя Константина на Царевском городище)[1271] должны также свидетельствовать в пользу совмещения сухопутного и речного способа движения к ставке хана.

Два этих способа упоминают русские летописи, описывая поездки в 1379 г. в Константинополь претендентов на русскую митрополичью кафедру — духовника князя Дмитрия Митяя и нижегородского епископа Дионисия: «Митяи поиде по суху къ Ордѣ, а Дионисии Влъгою въ судѣхъ къ Сараю»[1272].

О наличии сухопутных дорог в степь ярко свидетельствует микротопонимика Москвы. Такие улицы как Большая и Малая Ордынки, чётко локализуют выезды из средневекового города в южном степном направлении[1273].

Дорога по суше в ставку хана была сопряжена с рядом трудностей. Посланник французского короля Вильгельм Рубрук, посетивший Монгольскую империю в 1253–1254 гг., к примеру, отмечал: «С тех пор как мы выехали из Солдаии (Крым — Ю.С.) и вплоть до Сартаха, два месяца, мы никогда не лежали в доме или в палатке, но всегда под открытым небом или под нашими повозками, и мы не видели никакого селения и даже следа какого-нибудь строения, где было бы селение, кроме огромного количества могил Команов»[1274]. Плано Карпини упоминает о «сильной скудости в воде» из-за чего «люди князя Русского Ярослава, ехавшие к нему, в татарскую землю, в большом количестве умерли в этой пустыне»[1275].