Русские князья в политической системе Джучиева Улуса (орды)

В послании Едигея, датируемом 1409 г. упоминается деятельность Боярина Федора Андреевича Кошки: «Добрые нравы и добра дѣла и добра доума к Ордѣ была от Феодора от Кошки, добрыи былъ человѣкъ; которые добрые дѣла ордынские, тотъ тобѣ поминалъ»[1320]. Свидетельств о поездках боярина в Орду источники не сохранили, однако, как отметила М.Д. Полубояринова, он явно являлся крупнейшим дипломатом своего времени и осуществлял, в том числе, сношения с Ордой[1321]. Можно предполагать, что за свою жизнь он мог сопровождать князя Василия в его поездках в степь (например, в 1390 и 1392 гг.).

Большую роль в тяжбе между Василием Васильевичем Московским и его дядей Юрием Дмитриевичем Галицким сыграл боярин Иван Дмитриевич Всеволжский. Именно его стараниями, дипломатическими талантами и настойчивостью был добыт ярлык на Владимирское княжество молодому Василию, а не его умудренному опытом дяде князю Юрию.

К сожалению, источники не сохранили сведений о численности, сопровождавших князей лиц.

Летописная традиция отмечает совместные поездки князей и митрополитов. К примеру, под 1313 г. упомянуто, что «Князь велики Михаило поиде в Орду, тако же Петръ митрополитъ с ним же поиде вкупе к новому цесарю Озъбяку, а Токта цесарь умре…»[1322].

Вероятно, князей в их непростой поездке в страну с другой религией сопровождал духовник. Прямо на это указывается в «Житии Михаила Тверского»: наряду с разгоном дружины отмечается разлучение с князем «силня биюще, и отца его духовнаго Александра игумене»[1323]. Установлено, что отец Александр — это игумен Тверского Отроча монастыря, вероятный автор «Жития…»[1324].

Есть основания полагать, что духовник Даниила Галицкого, его печатник Кирилл, ставший впоследствии митрополитом Киевским, сопровождал князя в его поездке к Батыю осенью 1245 г.[1325]

Встречаются упоминания в летописных памятниках о сопровождении князей в поездке в ставку хана ордынскими послами. К примеру, в 1361 г. «…князь Всеволодъ съ Ахматомъ въ Орду же пошелъ…»[1326]. Вероятно, присутствие ордынского посла избавляла князя от ряда неудобств — неприкосновенный чиновник по особым поручениям, которым являлся посол мог оградить от посягательств на имущество и честь сопровождавших его лиц.

О среднем количестве времени, затрачиваемом на дорогу к ставке хана могут свидетельствовать данные, содержащие крайние даты поездок. К примеру, великий князь Иван Михайлович Тверской, по данным Тверского сборника, в 1407 г. отправился в степь 21 июля, причем «царь въскорѣотпусти, з дары и съ честію отпустивъ…». Летописец особо подчеркивает, что «Немного же дни бывъ въ Ордѣ, съ честію възвратишася на Русь; немедленно же схо(ди), но яко въ 5 мѣсяць едину». Вернулся он в своё княжество «мѣсяца генваря 24»[1327].

В 1412 г. князья Василий Дмитриевич Московский и Василий Кашинский затратили такое же время: на всю поезду, учитывая время пребывания при дворе в ожидании аудиенции, ушло чуть меньше пяти месяцев. А на дорогу из ставки затратили около двух месяцев: «о Дмитриеве дни[1328] (26 октября — Ю.С.), выиде изо Орды князь великий Василий Дмитриевич Московский», а 24 декабря (по данным Тверской летописи)[1329] 1412 г. Василий Дмитриевич должен был уже быть в княжестве, поскольку сопровождавший его в обратном пути князь Василий Михайлович Кашинский к этому дню дошел до столицы своего княжества — г. Кашина[1330].

Арабский географ X в. Ал-Истахри, описывая дорогу из низжнего течения Волги к среднему особо отметил: «От Итиля до булгар по степным дорогам расстояние равнялось одному месяцу, по воде, вверх по течению — два месяца, вниз по течению — 20 дней»[1331]. В зависимости от способа путешествия время в пути составляло, таким образом, 1–2 месяца.

Стандартное же пребывание в ставке хана, отводившееся на прием, составляло, вероятно, около 25 дней (подробнее см. ниже). Соответственно путь в степь/из степи составлял около 2-х месяцев. Чуть меньше месяца отводилось на приём у хана.

Об инвентаре, который брали в дорогу князья и сопровождавшие его лица источники не сохранили практически никаких свидетельств. Только глухая оговорка в «Житие Михаила Черниговского»: «Тогда Михаилъ ѣха в домъ свои и възя от имѣния своего еже на потребу на путь»[1332] — дает нам основание предполагать, что в дорогу бралось только самое необходимое для удовлетворения потребностей путников, как материальных, так и духовных (к примеру, иконы и богослужебные книги).

Одной из прямых задач поездки русского князя в ставку хана было предоставление ежегодного выхода — дани с соответствующего княжества. Потому, кроме необходимых на дорогу и пребывание в ставке средств, у князей была с собой сумма налогов в Орду. Вероятно именно эти денежные средства и другие ценные предметы имел ввиду летописец, отметив, что в августе 1412 г. великий князь Московский и Владимирский Василий I поехал «со множеством богатства…»[1333].