Русские крестьянские ремесла и промыслы

Сама живопись также изготовлялась с применением средств ее стандартизации и разделением труда. Для этого существовали лицевые иконописные подлинники – сборники рисунков с кратким комментарием, как изображать того или иного святого. На белоснежный левкас накладывался лист с печатной прорисью иконы – штриховым изображением образа и всех деталей. По этим штрихам были сделаны иглой частые проколы. По ним наносились легкие частые удары паузой – небольшим узелком из редкой ткани, наполненным мелко растертым углем. Уголь просыпался на лист, а через проколы – на левкас. Осторожно сняв прорись, оставалось острой иглой процарапать рисунок, после чего можно было приступать к собственно живописной работе. И здесь были мастера с разными специальностями: один писал лики, другой выполнял «доличное письмо», т. е. одежды, третий делал «палатное письмо» – то, что находилось за пределами фигуры. Любое отступление не просто от канона, но от прориси рассматривалось как ересь, и икона браковалась. Хорошие дорогие иконы золотили тончайшими листочками сусального золота, дешевые крестьянские «краснушки» натирали оловянным порошком и потом покрывали всю икону олифой, «запекая» ее в печи: под прикрывавшим живопись слоем олифы олово приобретало вид сусального золота. При необходимости еще один мастер наносил на фон иконы рельефный узор, «пряник», штампами разной формы. Были мастера, специально занимавшиеся расковкой сусального золота: небольшие пластинки золота закладывались между листами крохотной книжечки из пленки с бычьей печени и аккуратными ударами деревянного молотка по ней превращались в тончайшую пленку. Специальные мастерские изготовляли штампованные ризы, оклады из медной или даже серебряной фольги. Самые дешевые «подуборные» иконы писали без паволоки и левкаса, на тонких дощечках прямо из-под пилы, прострагивая только лицевую сторону. Здесь писались только лик и руки, а затем все закрывалось отштампованным в форме окладом с прорезями для живописи.

Как это было в любом художественном промысле, сформировались местные школы иконописи, и при небольшом навыке можно легко отличить Мстеру от Палеха, а палехские иконы незначительно отличаются от холуйских.

В начале ХХ века в Палехе иконами занималось около 400 человек, производивших до 10 тысяч икон в год. Производство икон было сосредоточено в руках нескольких богачей, дававших работу кустарям. Ремесло это было наследственное: работать начинали с 9–10 лет и учились лет пять-шесть. Посторонних учили даром, но на своих харчах. Года два-три ученик мел полы, убирал стружку, растирал краски, бегал в лавочку за водкой. А затем садился на низенький табурет, с раннего утра и до поздней ночи учась накладывать и полировать левкас, затем наводить рисунок паузой и т. д. Мастера работали сдельно, на своих харчах, получая 2–5 копеек с лика и 3–5 копеек с риз. Это давало от 8 до 19 рублей заработка в месяц – заработок неплохой, и ремесло не хуже других.

В советское время с его официальным воинствующим атеизмом иконное производство должно было погибнуть. А мастера больше ничего не умели делать – только рисовать. И вот, после недолгих поисков новой продукции (расписывали декоративные бочоночки-поставцы, грибочки и пр.) палешане, холуяне и мстеричи перешли к прославленной лаковой живописи по папье-маше. А примером для них послужили т. н. лукутинские лаковые табакерки с росписью, в большом количестве производившиеся в селе Федоскино под Москвой.

Лаковое дело

Лакировочный, или «лакирный» промысел, то есть украшение небольших изделий живописью под лаковое покрытие, получило столь же ограниченное распространение, как и иконопись. Ведь оно требовало особого умения, художественных способностей. Да и потребность в лаковых изделиях была ограниченной. Зародился этот промысел в 1796 г. в сельце Данилкове в Московской губернии. Сейчас это селение широко известно, как село Федоскино. Побывавший в Германии купец Коробов познакомился там с производством табакерок и организовал у себя небольшое «заведение» с двадцатью рабочими. В ту пору, в XVIII–XIX вв. нюханье табака во всех слоях общества было распространено едва ли не более курения. Некоторые историки искусства утверждают, что Коробов начинал лаковое дело с изготовления козырьков для киверов (по другой версии – для фуражек и касок) для армии. Да вот только и кивера, и фуражки, и каски, во‑первых, вошли в состав обмундирования русской армии в начале XIX в., а во‑вторых, эти козырьки были кожаными: это знает каждый любитель униформистики. А лаковые изделия, о которых идет речь, делались из папье-маше, а примерно с 30‑х гг. из прессованного картона (прессшпана).