Русские мыслители

Новый класс технических работников — современных, просвещенных, бодрых людей, прославлявшихся и либера­лами вроде Кавелина и Тургенева, и подчас даже радикалом- индивидуалистом Писаревым, — казался «якобинцу» Тка­чеву хуже холеры или тифа[261], ибо, внедряя научные методы в общественную жизнь, эти люди играли на руку новым, поднимающимся все выше, капиталистическим олигархам — и тем самым заграждали дорогу к свободе. Паллиативы смер­тельны, если только хирургическое вмешательство спасет пациента — они продлевают недуг и ослабляют больного до того, что, в конце концов, не поможет и операция. Следует наносить удар прежде, нежели новые умники, вероятные «соглашатели», сделаются чересчур многочисленны, чересчур зажиточны и получат чересчур уж много власти; промедле­ние смерти подобно — сен-симоновские «сливки общества», высокооплачиваемые управители станут во главе нового феодального строя, экономически цветущего, но социально безнравственного, поскольку основанного на постоянном неравенстве.

Неравенство числили величайшим изо всех зол. Стоило какому-либо иному идеалу вступить в противоречие с прес­ловутой идеей равенства, как русские якобинцы тотчас требо­вали пожертвовать идеалом или изменить его; наипервейшим принципом, основополагающим для всякой и любой спра­ведливости, считали равенство; никакое общество не звали справедливым, если повальное равенство его членов не дос­тигало мыслимого предела. Ради успеха революции, по сло­вам «якобинцев», неотъемлемо важно было искоренить троя­кое зло, три огромных заблуждения. Во-первых, не следовало думать, что двигателями прогресса являются лишь культурные люди. Это неверно и порочно, поскольку порождает уваже­ние к «сливкам общества», к избранным. Во-вторых, недо­пустимо было впадать и в противоположное заблуждение: полагать, будто можно всему научиться у людей простых. Это не меньшая глупость. Веселые аркадские поселяне Жан- Жака Руссо — идиллическая выдумка. Народные массы неве­жественны, грубы, звероподобны, реакционны — и начисто неспособны осознать, что им на пользу, а что во вред. Если бы революция зависела от их умственной зрелости, от их спо­собности к политическим рассуждениям или политической организованности, революции пришел бы верный конец. А третье, последнее заблуждение гласило: только проле­тарское большинство может затеять успешную революцию. Несомненно, пролетарии способны к этому; но если Рос­сия примется ждать появления многочисленного пролетари­ата, бесследно минует возможность уничтожить растленный и ненавистный государственный строй, а тем временем капи­тализм уже прочно устроится в седле.

И что же тут прикажете делать? Нужно побыстрее обу­чить людей тому, как устраивается революция — как уничто­жать существующий порядок и все преграды, стоящие на пути к социальному — то есть общественному — равенству и демократическому самоуправлению. А когда все, что мешает прогрессу, будет сметено, следует созвать демократическое собрание и — коль скоро деятели революции благоволят пояснить, зачем вообще устроили ее, изложить социальные и экономические причины, революцию вызвавшие, — народ­ные массы (даже беспросветно темные дотоле), наверняка уразумеют свое положение в степени, достаточной для того, чтобы добровольно, даже воодушевленно дозволить вожакам «организовать» народ, сколотить из него новую свободную федерацию производственных объединений.

Так рассуждали «якобинцы».

А что прикажете делать, ежели и накануне успешного coup d'etat[262] народные массы еще не дозреют до столь возвышен­ного понимания революции? Герцен без устали повторял этот вопрос в своих сочинениях 1860-х годов. Этот же воп­рос весьма изрядно тревожил и большую часть народников. Но «активное» крыло народничества не сомневалось в ответе: вы только сбейте оковы с полоненного героя — и он выпря­мится, расправит плечи, а потом до скончания веков будет жить привольно и припеваючи. Взгляды этих людей были поразительно простодушны. Они уповали на терроризм и только на терроризм, якобы дозволяющий достичь полней­шей, анархической свободы. С их точки зрения, главнейшей целью революции являлось полное и поголовное равенство — не просто экономическое и социальное, а телесное и физи­ологическое! — причем, народники наотрез не желали заме­чать вопиющего противоречия меж идеями Прокрустова ложа и абсолютной свободы. Подобный порядок предпола­галось насадить поначалу с помощью силы и государствен­ной власти, а потом государство, точно мавр, сделавший свое дело, могло бы уходить — «ликвидироваться».