Эта история имела последствия. Уже в июле, при прорыве Миус-фронта, мы обнаружили, что в боевое построение наших самолетов вклиниваются «ЯКи», которые атакуют и пытаются сбивать своих же. Мы сразу смекнули, что противник пустил в дело те две захваченные машины, оборудовав их своими пушками «Эрликон». Один такой самолет наши ребята сбили и, обнаружив в кабине летчика-румына, расстреляли его без лишнего шума. А второй самолет так и торчал занозой в памяти наших пилотов, пока мы не справились и с ним, не без труда и огрехов. Наш полк уже базировался ближе к Миус-фронту в районе Саур-Могилы, где намечался прорыв, когда объявился второй «охотник», опытнее и изощреннее первого. Когда Хрюкин узнал об этом, то он принял решение вечером перекрасить все, обычно красные, «коки» — колпаки впереди пропеллеров наших истребителей в белый цвет. А в случае появления краснококого «ЯКа», всем сбивать его без всякой пощады.
Все бы ничего, да разве сделаешь упреждение на наше разгильдяйство. Самолет нашего пилота Гриши Бескровного накануне оказался в полевой авиаремонтной мастерской с какой-то неисправностью. Никто не обратил внимания на это дело, и при взлете на боевое задание, «кок» — колпак на втулке воздушного винта, для лучшей обтекаемости встречного потока воздуха в полете, на самолете Гриши Бескровного так и остался красным. Уже при заходе на цель командир эскадрильи Яша Сорокин, вдруг, не без удивления, заметил среди самолетов своей эскадрильи щеголявших белыми коками, краснококий «ЯК». По команде Яши восемь наших истребителей открыли огонь по самолету Бескровного, который совершенно обалдел, не понимая, что происходит, и принялся истошно орать по радио: «Что вы делаете, дураки!!! Зачем вы за мной гоняетесь?!» Кроме этих слов Бескровный так забористо матерился, что Яша Сорокин сразу смекнул — немцу или румыну такое не по силам. Именно это и спасло Бескровного, который, кроме того, громко называл свою фамилию. Ребята поумерили пыл, а здесь еще появились «Мессера», окончательно спасшие Бескровного — нашим стало не до него. Когда эскадрилья приземлилась, то у Бескровного в самом деле в лице не было ни кровинки. Не особенно бодрый вид имел и Сорокин. Оба были бледные и заметно тряслись. Мы осмотрели самолет Бескровного и обнаружили немало пробоин.
Нет, все эти интриги, когда нужно разбираться, где свой, а где чужой, или, скажем, управление Чернобыльской атомной электростанцией, с трудом даются нашим людям, ребятам неплохим, но, наверное, надолго пораженным зловредным вирусом разгильдяйства. А вскоре к одной из наших эскадрилий пытался пристроиться настоящий «герой» этого романа, и пилот третьей эскадрильи, старший лейтенант Миша Мазан, не промазал по нему из пушки. Летчик сбитого настоящего «краснококого» опустился на парашюте и снова оказался румыном. Его встретили приветливо и отвели к ближайшему оврагу, откуда скоро застучали выстрелы пистолетов «ТТ». Не хочется об этом писать, но я постановил писать только правду.
Итак, в начале июня в воздухе все заметнее пахло грозой. Фронты застыли в напряжении. Под Курском наши ждали немецкого удара, а на Миус-фронте предстояло наступать нам. Цель — освобождение юга России и Донбасса. Понятно, что так просто немцы эти земли не отдадут: и Миус-фронт, колоссальный природный ров и вал на нашем пути, должен для многих стать чертой между жизнью и смертью. Сколько великих сражений остались практически незамеченными в нашей истории, в то время, как поляки поют о маках под Монте-Кассино, где, выбивая одну эсэсовскую дивизию, погибло несколько тысяч их солдат. Такова уж, видимо, судьба нашего солдата: погибать, не надеясь на посмертную славу.
Тем временем Ростовский областной комитет ВКП(б) взял шефство над нашей, шестой гвардейской истребительно-авиационной дивизией, получившей название: «Шестая гвардейская Донская истребительно-авиационная дивизия». Именно в этом статусе, в мае 1943 года мы покинули Ростов и обосновались на аэродроме, неподалеку от Новошахтинска. Отсюда наш полк вел активную разведку и прикрывал штурмовиков, наносящих удары по скоплениям противника. Вскоре нас перебросили на полевой аэродром, возле станицы Барилокрепинская — всего в 25-ти километрах от линии фронта, и нам стало ясно, что скоро в пекло.