– А ты вот что, братан, сделай. Запряги-ка ты телегу, на нее сани взвали да дощаник и ступай в путь-дорогу.
Так Апрель и сделал и, спасибо доброму Маю, блогополучно добрался к Марту то на колесах, то на санях, а иными местами – на дощанике вплавь.
Подивился Март на Апреля, даже позеленел от досады: выходит так, что он сам в дураках остался, вместо того, чтобы самому над Апрелем потешиться!..
Вот и стал он к Апрелю приставать:
– Скажи да скажи, соседушка, кто тебя этому надоумил?
А Апрель и признайся:
– Да меня Май надоумил!.. – То-то прост уж больно был он.
Вот с той поры Март и злобится на Май-месяц.
– Подожди, дай срок, – сказал он в сердцах, – я тебе штуку устрою!..
С той поры в Мае всегда – нет-нет, да и ударят мартовские морозы… А кто этому причинен?.. Все он, Март-озорник. Сердится он на Май-месяц за советы его Апрелю, – вот и шутит над ним шутки неладные. А от этих шуток у Мая чистое горе: и яблоня, и груша, и вишня гибнут в цвету, и озими страдают, и трава туго в рост идет…
Уж такой-то этот Март-месяц озорной да непутевый, и не приведи, Господи!..
10. Водяные цари
Жили-были два водяных царя – один в озере
Только вот куштозерский-то царь больно любил в кости играть: ничего бы ему не надо, хоть впроголодь сиди, только дай либо в тавлеи, либо в кости поиграть.
А онежский водяной тоже мастер был в кости поиграть. Познакомились как-то водяные цари, и зазвал Онего Кушта к ceбе в гости.
– Давай, – говорит, – в кости перекинемся.
А Куштозерский царь водяной тому и рад.
– Ну, что же – говорит, – давай, пожалуй!..
Вот и начали они кости метать. Кто их там знает, – счастье ли царю Онего шло, или кости метать он наловчился, а только что ни метнет кость, – всё ему прибыль выходит, а куштозерскому царю – всё убыток да убыток. И проиграл куштозерский царь онежскому все свои деньги, какие у него были, а тот ему и говорит:
– Что ж, будем еще играть?
– Да у меня нет ничего!
– Как нет ничего? А озеро-то? А вода?.. Ну, да и рыба тоже? – Подумал-подумал куштозерский царь и махнул рукой.
– Ладно, – говорит, – давай дальше играть, может статься, я у тебя отыграюсь.
Начали они снова играть, и в скорости выиграл у Кушта царя Онего-царь и всю воду, и всю рыбу куштозерскую, так что Кушту-царю стало впору хоть в батраки идти. А Онего улыбается и говорит:
– А что, соседушка, еще не сыграем?
Обомлел куштозерский царь да и говорит:
– Все я уж проиграл, что ж мне еще на кон ставить?
– А ты себя закабали?..
Махнул рукой царь-Кушт и на это, – метнули кости, и вышло, что Онего опять выиграл.
– Ну, сказал Онего-царь, – теперь будет!.. Не царь ты теперь; иди ко мне в батраки, заслуживай свой проигрыш…
Заплакал царь Кушт, однако, делать нечего. Отвел воду из Кушт-озера в Онего, рыбу перегнал туда же, да и сам в Онего перебрался и стал служить царю Онего.
И пересохло озеро Кушт вовсе; ни капли воды в берегах нет; и что диковинно, рыбы-то нигде не найдешь, а прежде Кушт-озеро славилось всякой рыбой.
С горя да с досады на себя взялся, наконец, царь-Кушт за ум, приналег на работу, и так он царю Онего угодил, так по душе ему пришелся, что вскорости тот за его труды весь его проигрыш зачел, – и воду, и рыбу, и деньги ему вернул.
– Иди, – говорит, – к себе в Кушт-озеро. Живи помаленьку. И будем мы с тобою в дружбе жить!..
Ну, вот и вернулся царь-Кушт к себе в озеро, – и откуда ни возьмись и вода набралась, и рыба заиграла в воде, и всё пошло по-старому да по-хорошему.
Однако, с незапамятных времен один раз в десять лет озеро Кушт диковинным образом пересыхает да так, что на месте озера не остается ни капли воды и ни единой рыбины. Мужики, что в окрестностях живут, знают это и теперь не дивятся.
– Видно, – говорят, – опять наш водяной в Онего в кости играть пошел да проигрался. Не замай, отыграется, либо долг свой у царя Онего выслужить и назад вернется.
Так оно и на самом деле сбывается.
Высохнет всё озеро, словно лужа, а там, смотришь, мало погодя, и опять водой полным-полно!..
11. Сестры-лихоманки
Жили-были семь сестриц-лихоманок[3]
в преисподней, в аду, одна другой краше: одна безрукая, другая тощая, третья слепая, а то безногая. Красавицы писаные, хуже смерти. Одну звали Огневица, другую Трясавица, третью Ознобица, четвертую Комуха, пятую – Веретенница, шестую – Костоломка, а седьмую – Болотница…И как больше всего любили сестрицы-лихоманки тепло, то и жили они в преисподней; там им и место бы. Да и в преисподней не всегда тепло бывает: порой ударит мороз, выстудит ад, – и полезут сестрицы-лихоманки на свет Божий искать пристанища по теплым избам и домам, где грешные люди живут.
Вот вышли лихоманки из преисподней, идут путем-дорогой, от холода ежатся, руки потирают, голодные, злющие-презлющие.