Русские. Нация, цивилизация, государственность и право русских на Россию

Русское национальное сознание оказалось одним из старейших среди национальных сознаний европейских народов. Нет еще никакой Франции, есть «западная Франкия». Нет еще никакой Германии – есть Священная Римская Империя, к названию которой слова «германской нации» будут прибавлены лишь в 1512 году. Англия, лишь недавно под властью датских королей изжившая разделение на области англосаксонского и датского права, уже попала под власть новых властителей – горделивых нормандцев, соединивших франкскую спесь и норманнскую жестокость. А на Руси летописец уже выводит в заглавии своего труда вопрос: «Откуда есть пошла Русская Земля?».

Лишь в 1214 году, после битвы при Бувине, где Филипп Август разбил германского императора и англичан, мы можем нащупать что-то вроде французской национальной гордости. Всего тремя десятилетиями позднее на Руси создается «Слово о погибели Русской Земли», щемящий душу патриотический манифест, оплакивающий гибель Руси в пожарище монгольского нашествия.

По прихоти истории рассказа о погибели до нас не дошло, зато нам остался настоящий гимн той старой домонгольской Руси, показывающий как высоко стояло ее патриотическое сознание. «Слово» – это настоящее признание в любви к Русской Земле, наслаждение её красотой и благоустройством. Этот текст нужно учить наизусть в школе.

«О, свѣтло свѣтлая и украсно украшена, земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, рѣками и кладязьми мѣсточестьными, горами, крутыми холми, высокыми дубравоми, чистыми польми, дивными звѣрьми, различными птицами, бещислеными городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля Руская, о прававѣрьная вѣра хрестияньская!»

Но предметом любования является не только природная красота Руси, но и её сила, власть над многими народами и престиж её единодержцев. При этом русские четко осознают себя как этнос среди этносов, народ среди народов и границы этой Руси исполненной всего проводятся именно по границам державы Владимира и Ярослава, без всяких внутренних разделений:

«Отселѣ до угоръ и до ляховъ, до чаховъ, от чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, до немець, от нѣмець до корѣлы, от корѣлы до Устьюга, гдѣ тамо бяху тоймици погании, и за Дышючимъ моремъ; от моря до болгаръ, от болгарь до буртасъ, от буртасъ до чермисъ, от чермисъ до моръдви, – то все покорено было Богомъ крестияньскому языку, поганьскыя страны, великому князю Всеволоду, отцю его Юрью, князю кыевьскому, дѣду его Володимеру и Манамаху, которымъ то половоци дѣти своя полошаху в колыбѣли. А литва из болота на свѣтъ не выникываху, а угры твердяху каменые городы желѣзными вороты, абы на них великый Володимеръ тамо не вьѣхалъ, а нѣмци радовахуся, далече будуче за Синимъ моремъ».

Ни в один период своей истории русские не теряли память о своей общности и не забывали её имя, хотя на долю русских приходились очень тяжелые времена. Епископ Владимирский Серапион жаловался в первые десятилетия монгольского ига: «Величьство наше смЪрися, красота наша погыбе, богатьство наше онЪмь в користь бысть, трудъ нашь погании наслфдоваша, земля наша иноплеменикомъ в достояние бысть».

Это кстати лучший ответ современника тем, кто пытается сегодня представить тот натиск с Востока едва ли не как расцвет дружбы и союзничество. «В сласть хлеба своего изъести не можем» – это данная Серапионом точная формула вековых русских бед, так сгустившихся в годы нашествия, – не досталось нам такой радости, чтобы свой собственный хлеб подолгу вкушать всласть – то он пополам со слезами, то на него посягает чужеземец, то недород. Простая русская мечта – изъесть всласть своего хлеба.

Однако за эту мечту приходится сражаться. И особенно почитал народ тех, кто готов был в те годы сражаться за Русь, как святой Александр Невский. Для Великого Новгорода Александр был и защитником и палачом, когда принуждал богатый и не затронутый нашествием торговый город к монгольской дани. Принуждал ради того, чтобы облегчить нагрузку на другие, разоренные русские земли. Казнил, топил, вынимал глаза и должен был бы оставить по себе память как о деспоте. Однако что же пишет новгородский летописец в I новгородской летописи старшего извода по случаю кончины князя: «Дай, Господе милостивыи, видеть Лице Твое ему в будущий век, иже потрудися за Новгород и за всю Русьскую Землю».