Русские. Нация, цивилизация, государственность и право русских на Россию

Эта растерянность человека иной цивилизации перед феноменом русского Севера сквозит в книге британца Фелипе Ферандеса-Арместо «Цивилизации». Начинает он свой труд с декларации: «я предпочел бы быть частью цивилизации, которая меняет мир с риском пожертвовать собой, а не жить в обществе, которое лишь скромно поддерживает свои минимальные потребности… Я хочу принадлежать обществу, которое остро реагирует на вызовы природы, а не подчиняется им»[11].

Однако пробежавшись по культурам на крайнем Севере, похвалив навыки инуитов в строительстве иглу, умение саамов питаться вшами, отвагу викингов, которые решились сунуться в Гренландию, пусть, в конечном счете, они там и погибли, Фернандес-Арместо в недоумении останавливается перед феноменом Норильска. «В Норильске с его двухсоттысячным населением дома стоят на вечной мерзлоте на сваях, квартиры отапливаются 288 дней в году, постоянно приходится убирать снег, а «уличное освещение вчетверо ярче, чем в русских городах, расположенных южнее». Похоже, в определенных средах цивилизация – это иррациональная стратегия. И здесь лучше подчиниться природе, чем пытаться приспособить ее для нужд человека»[12].

Эта немного комичная и поспешная капитуляция перед средой и русским опытом успешной победы над нею, свидетельствует о том, что мы имеем дело отнюдь с нерядовым цивилизационным достижением. Именно русская цивилизация продвинулась как нельзя дальше в деле освоения Севера для постоянной городской жизни, для размещения крупных поселений в условиях, которые представителям других цивилизаций кажутся нечеловеческими. Создать городскую, индустриальную, многочисленную, устойчивую и культурно развитую цивилизацию в условиях этого нечеловеческого холода, а порой и полярной ночи – для этого нужна определенная стратегия.

Причем эта стратегия существует на пространстве Русской равнины тысячелетиями, скорее интегрировав в себя русский этнос, нежели став его изобретением. Еще в самом начале археологически реконструируемой истории человеческого рода – эпоху Валдайского оледенения мы обнаруживаем в приледниковой зоне развитую цивилизацию охотников на мамонтов сперва «виллендорф-костенковского», затем «мадленского» типа[13].

Не слишком ли громко сказано: «цивилизация»? В рамках принятой нами системы оценок – ничуть. Эта цивилизация базировалась на постоянных долговременных поселениях, стройматериалом для которых служили кости мамонта. Она обеспечивала себе постоянное устойчивое пропитание за счет охоты на крупного зверя и технологическое продвижение за счет интенсивного использования кости. Для этой цивилизации характерен высокий уровень развития искусства – от «венер» Костенок, Виллендорфа, Мальты, до потрясшего наших современников искусства Альтамиры, Ласко и Каповой пещеры. В основе искусства этой цивилизации лежали определенные религиозные представления.

Именно зона холодового стресса, зона приледнековья оказалась для человечества той эпохи зоной скачка в развитии. Антропологи, исследуя создавшего эту культуру человека обнаружили весьма своеобразные механизмы биологической адаптации, как у мужчины, чей скелет найден в Сунгири во Владимирской области. Средние для нашего времени показатели для того времени указывали на настоящего долгожителя-великана.

Для организма сунгирьцев оказался характерен особый тип адаптации к среде, совершенно не похожий на тот, который выработался у неандертальцев или у современных народов Крайнего Севера. Их крупный организм был настроен на интенсивный самообогрев – кость изнутри была довольно тонкой, оставляя много места костному мозгу, а значит, и интенсивной выработке крови. Антропологи предполагают, что для этого человеческого типа было характерно закрепление в популяции не середнячков, а наоборот, наиболее сильных, крупных, экстраординарных особей[14]. В этой модели адаптации – укрупнение и усложнение вместо усреднения, интенсивный самообогрев в условиях холода вместо сокращения поверхности тела, невозможно не увидеть отдаленное предвестие той цивилизационной адаптации, которая станет характерна для Русской равнины впоследствии.

Не трудно заметить, что Север здесь не только географическая сторона света, но и метафора любых экстремальных вызовов среды будь то Арктика или Антарктика, Океан или Космос. Русские развивали в экстремальных условиях развивали свою цивилизацию как нормальную, с полным хозяйственным комплексом, не столько адаптируясь к природным условиям, сколько адаптируя их к себе, создавая искусственную среду. Экстремальность, установка на достижение невозможного (а порой – нечувствие к границам возможного) – важная часть русского самосознания.