Русские отцы Америки

В этой серии очерков поставил я себе захватывающую, но и очень тяжкую задачу. Мне было бы интересно узнать, как технический или научный гений вдруг выходит на тот путь, который не под силу заурядному уму. На ту дорогу, о которой заурядные умы и не подозревают. Кто толкает его на неизведанный путь? У Сикорского однажды спросили: «Вы много летали, а Бога видели?». Он ответил: «Нет, не видел, но ощущал его присутствие повсюду». Сикорский искренне верил в Бога, но никогда не считал, что ему помогало Божественное Провидение. Тем не менее, как утверждают его близкие, именно его глубокая религиозность заставляла его с постоянным удивлением задавать вопрос, чем же объяснить те удивительные моменты, когда интуиция подсказывала ему неожиданные и всегда верные решения. Будучи ещё молодым и любопытным, явился я однажды на пресс-конференцию, которую устроил сын Сикорского Сергей Игоревич, решивший по зову души посетить те места России, где прошла славная молодость его великого отца. Тогда самого Игоря Ивановича уже не было на белом свете. Помню ответ Сергея Игоревича на вопрос, могла ли вера в высшее предопределение питать, в какой-то мере, гений великого конструктора Сикорского. Сыну оказалось трудно ответить на такой вопрос: «…Не исключено, что он когда-то тихо, поздно ночью молился. Но я не могу этого подтвердить. Только он мог бы это сказать. Или спросите у Бога». Вопрос Господу задать, конечно, можно, но не со всяким Он вступает в разговоры. В одном из зарубежных источников, кажется, в записках архиепископа Сан-францисского и Западно-американского Иоанна Шаховского я прочитал следующий удивительный пассаж, которому, впрочем, хочу верить. Однажды перед важным полётом, одним из первых полётов Игоря Сикорского, что-то у него долго не ладилось. Не летел самолёт, как надо. И вот на завтра должен был состояться ответственный полёт, решавший судьбу его новой конструкции, в которую он вложил всё умение и все деньги. Если будет неудача, то хоть родительский дом закладывай. И вот во сне ли, наяву ли был ему голос. И голос указал на конкретный узел в конструкции, который надо было переделать. И даже было растолковано, как именно этот узел изменить. Едва дождавшись рассвета, Сикорский прибыл на аэродром и занялся тем, что ему было уже ясно. И таким это оказалось простым и очевидным делом, что Сикорскому стыдно стало. Стыдно стало перед самим собой. Ведь для такой мелочи вовсе не надо было небесного указания. Просто не хватило упорства. И он будто бы дал слово, оборотившись на восход солнца, не докучать больше Господу по таким мелочам. Можно, впрочем, верить и тому, что это вовсе и не глас небесный был, а было творческое озарение, разрешившее, наконец, упорную работу мысли. Но ведь озарение, это тоже нечто неизмеримо высокое, так что вполне может быть сравнимо с откровением небес. Есенин, например, тоже не всегда понимал некоторых состояний своей души, не мог объяснить, откуда явились стихи, которые он только что написал. И тогда он окрестил себя «Божьей дудкой». Сводил всё своё значение к роли инструмента, который Господь приставил к своим губам, и выдувает, таким образом, свои небесные песни.

Но мне легче объяснить всё земным порядком. Просто Сикорский умел думать не так, как думали все другие. Вот какой был, например, случай, который привёл его к первым великим, ни на что не похожим шагам в небо. Как мы помним, до этого он пытался найти свой путь, используя опыт, который был уже накоплен и испытан. Он только перевёл его на русскую почву. Недаром его называли гордым, но всё же производным от заграницы именем «русского Фармана». Истинный гений не мог даже в таком высоком отличии не почувствовать обидного себе. Каким бы лестным ни было это звание, но оно ясно указывало, что ты не первый в мире. Что ты только отражение того, что остаётся подлинным и недостижимым.

Так вот – случай. Ту надо дать слово самому Игорю Сикорскому: «Мне пришлось однажды поломать свой аэроплан и едва избегнуть серьёзной опасности; во время одного из полётов мотор сразу остановился и пришлось спуститься на маленький дворик, окружённый каменным забором и постройками. Причиной остановки двигателя, как выяснилось впоследствии, было то, что в трубку, подводящую бензин, попал комар. Трубка эта оканчивается в моторе очень тонким отверстием, в котором и застрял этот комар, прекратив таким образом доступ бензина в двигатель».

Это я цитирую замечательную его автобиографическую книгу «Воздушный путь».

Вот я и думаю, каким образом на месте Сикорского поступил бы я, чтобы обезопасить себя в будущем от смертельной опасности, таящейся для летчика в таком мелком животном экземпляре, как комар. Надо бы, по моему мнению, обезопасить от них мотор. Как это сделать? Можно поставить на мотор какую-нибудь дополнительную обшивку. Можно привинтить к мотору вентилятор, например, чтобы тот сдувал встречных комаров. Какую-нибудь сетку, в конце концов, поставить впереди самолёта.