Когда он служил, было слышно глубокое волнение в важнейшие минуты, и иногда его голос от слез прерывался. Он не выносил никакой небрежности или спешки в службе.
Занимал он лично для себя две маленькие комнатки. В спальне — кровать и конторка для занятий. На ней часы с надписью: "Не теряй времени".
Одевался он очень просто, иногда сам чинил свои носки.
Всегда он ходил на трапезу. Посты соблюдал очень строго, в распределении времени придерживался точного порядка. Он сохранял и настоятелем любовь к уединению и склонность к молчанию. Однажды на обеде в Шамордине[10]
архиерей пригласил его принять участие в беседе. А он ответил, что его участие то, что он слушает: ведь надо же кому-нибудь исполнить и эту обязанность.Еженедельно в субботу ходил он к отцу Амвросию и ждал — иногда не мало — в приемной своей очереди, наравне с другими.
После же смерти его ходил к преемнику о. Амвросия, старцу о. Иосифу.
Смирение его все возвышалось с годами.
— Это не вдруг приходит, — сказал он однажды, — а со временем. Это то же, что пролить кровь.
Как-то, во время похорон одного монаха, о. Исаакий, желая бросить земли в могилу, чтоб подняться на холм у могилы, взялся за руку одного брата; тот отдернул ее, так что о. Исаакий чуть было не упал.
Ничего не сказав, он стал в стороне ждать своей очереди.
— Мы никогда не видали, — говорили монахи, — чтоб он взыскивал за подобные поступки. По делам он наш начальник, а держит себя, как брат.
Доброту его доказывает то, что, быв богатым человеком, он ничего по себе не оставил. Он снабжал бедных жителей Козельска строевым лесом, позволил им сбирать для топлива сучки в монастырских дачах. Но милостыню свою он таил.
Однажды, когда его окружили на глазах одной посетительницы нищие, он заметил ей:
— Удивляюсь, зачем они ко мне пришли, никогда ничего им не подаю.
А эти нищие пошли за ним и, как всегда, получили.
Когда митрополит Иннокентий настоятельно вызывал о. Исаакия в наместники Троице-Сергиевой Лавры, он употребил величайшие усилия, просил заступничества влиятельных лиц, чтоб избежать этого высокого назначения.
Простая, бесхитростная, пылкая вера о. Исаакия бывала подтверждаема не совсем обыкновенными событиями.
Однажды поехал он на монастырскую мельницу под городом Болховом.
На возвратном пути лошади понеслись и стали бить. Кучер соскочил с облучка и смотрел с ужасом, как сани уносятся, подпрыгивая по дороге. О. Исаакий не мог двинуться в закрытом возке, и, видя опасность, призвал на помощь святителя Николая Чудотворца.
Лошади тогда мгновенно остановились. О. Исаакий вышел из возка, чтоб погладить лошадей, и увидал, что они находятся на краю крутого, очень глубокого оврага. Еще несколько аршин, и он бы погиб.
— Батюшка, — закричал кучер, — вы целы?
— Как видишь.
— А я думал: и косточек ваших не соберешь.
Чем ближе подходила смерть, тем больше сокрушался над собою о. Исаакий:
— Ах, как умирать-то! — говорил он.
Переезд отца Амвросия в Шамордин, и кончина его очень повлияла на него.
В июне 1894 г. о. Исаакий заболел дизентерией. Братия, чуя конец его, ходила с ним прощаться. Он благословлял их иконою.
За две недели до смерти он начал ежедневно приобщаться.
— Страшно умирать, — говорил он. — Как явиться пред лицом Божиим и на страшный суд Его. А сего не миновать!
Его вынесли наружу, положили под большим деревом. И тут и монахи, и народ прощались с ним, выжидая, когда он открывал глаза.
— Батюшка, как жить после вас? — спрашивали его некоторые монахи.
— Живите по совести и просите помощи у Царицы Небесной, и все будет хорошо, — отвечал он.
Он почил в 8 ч. вечера, 22 августа 1894 г., 85 лет от роду.
Тело его погребено внутри оптинского Казанского собора.
ВЕЛИКИЙ СТАРЕЦ СЕРАФИМ САРОВСКИЙ
Широко по Руси славится имя отца Серафима Саровского. Его чтут больше всех подвижников последнего времени, наравне с уже прославленными святыми.
По времени своей жизни отец Серафим принадлежит нам: еще наши отцы хаживали к нему наставляться; доселе должны еще быть живы люди, слышавшие его голос, говорившие с ним. А по своим великим подвигам он принадлежит давно прошедшим временам. Мера его трудов переносит нас в древнезаветные времена, как та мера благодати, которую он стяжал своею жизнью.
Хотя отец Серафим бегал постоянно от людской молвы, его ученики в подробных описаниях сохранили память о важнейших событиях его жизни — и она, на наше счастье, становится нам известною.
В жизни этого великого старца удивительно то, как он умел совместить в себе одном исполнение самых трудных подвигов монашества: с детства отдавшись Христу, он прошел путь общежительного инока, далее пустынника, столпника, молчальника и затворника. Потом он был старцем, т. е. не отказывался от руководительства и попечения о всех, кто приходил к нему, и в этом высочайшем подвиге кончил свое трудовое и праведное существование.