Царь Кучка выпивал утром жбан суряницы, лил в огонь остатки, потом раздавал всем, старому и малому, и «сила такая в них была в это время, что подвернись кто хочешь, в клочья разнесут!» То, что ведийцы причащались Сомой, видно из «Риг-Веды». Но Царь Кучка «наливал еще старого меду, сам пил и давал, кому хотел, чтоб еще лучше было». И вот задумал он сына женить, и выбрал ему невесту, дочку соседнего царя. А она было захотела, а как узнала, что за царевича Кучку идти, сразу же сказала, что не пойдет! И отец, и мать на коленях просили, не желает, и только. Тогда сам Царь Кучка за ней поехал с Глечиком, и они ее стали уговаривать, не хочет, и только. Тогда царь ее схватил поперек стана, Глечику приказал защищать, в случае чего, и помчал на коне домой. Как узнали братья царевны, вооружились и погнались за ними. Скачут это они по степи, Царевна кричит: «Не хо-о-очу-у! Спасите меня!» А братья настигают, да который настигнет, а ему Глечик голову и оторвет! Боже, сколько народу перекалечил! Привез ее Царь до становища, бросил наземь и говорит сыну: «Бери твое золото!» Тот ее поднял, погладил по голове, обнял нежно за плечи и сказал: «Что же они тебя обижают? Сказала бы мне, я бы тебя защитил!» А царевна сама плачет, а сама одним глазком на добра молодца поглядывает. Видит, а он ничего себе, и ус молодецкий, и стан у него прямой, парень хоть куда, ну, тут она и повисла у него на шее!
Царь Кучка на радостях целый месяц пил с Глечиком, кто кого перепьет, да так оба замертво под телегу и свалились. Гомерический пир шел коромыслом все время в стане. Пили и старый и малый. Допились до того, что коровы слушаться перестали. Подойдет баба доить, а корова на нее посмотрит, пьяная, что ли, и головой тихонько в бок — раз! А баба и свалилась наземь, только похрапывает. И вдруг крик: «Разбойники!» Все заходило ходом, кто на коня брюхом лезет, а конь не стоит, и он носом в землю — тык! Кто уже сел в седло, да из пьяных рук узду выпустил, кричит: «Подай-ка мне уздечку! Где она?» А сам Царь Кучка хотел себе ногу почесать да давай драть ее и слышит, Глечик кричит: «Да то ведь моя нога!» Ну, сели кое-как, с помощью друг друга, на коней. Царь говорит: «Как знак дам, так, чтоб, значит, все вперед летели!» «Не изволь, батька, беспокоиться!» — отвечают вояки. Ну, значит, Царь и дал «знак», как навернет соседнего по шее, тот из седла кувырк! И нет, значит, его. И все как двинут степью, как помчат, полетят! Налетели на воров, да Глечик как трахнет одного из них «саблюкой», так вдвоем с конем, на котором тот сидел, пополам перерубил! И пошла потеха: воры удирают, а Кучка со своими их не пускает. Они кинутся направо, а Кучка налево, они думают: «Это он нас, значит, куда-то заманивает». И тоже налево, а Кучке только того и надо, головы им рубит. Кучка кинется направо, и воры направо: «Чего бы это он стал от нас бежать?» Ну а тот рубит, головы им рвет, как груши. Последние сдались. Привел их Царь к становищу, да как стал с седла слазить, увидали тут они, что Царь на ногах не стоит, да как кинутся в разные стороны, ну, значит, и разбежались!
Куда там пьяным было за ними по второму разу гнаться! Махнули рукой и пошли допивать. Съели за это время десять быков, полсотни овец да десятка два телят. Ели, пили, опять ели, так целиком целых быков, что на кострах жарили, наденут на палку и на огне пекут.
Все в этой сказке характерно для степного периода. Самое умыкание невесты, погоня, бой за нее, и наконец, как она царевича полюбила, и это гомерическое пиршество, длившееся целый месяц. Из жизни скифов мы знаем, что похороны царей и знатных людей длились месяцами. Не знаем лишь, что и свадьбы длились столько же. Из сказки видно, что это так. То, что пьяная атака на врагов могла увенчаться успехом, тоже возможно, кони ведь не пили! Все крепко в этой сказке, живо, сильно, древне. Нет никаких сомнений, что ее сюжет древний, да и сама она, вероятно, древнего происхождения.