Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI—XVIII века)

Необходимость внесения в текст лубочных сказок тех или иных сокращений диктовалась главным образом спецификой самого лубка, его сравнительно ограниченной «обзорной» площадью, на которой должны были размещаться и картинки и иллюстрирующие их описания. К идентичным или имеющим минимальные расхождения в отдельных местах изложения относится 10 сказочных текстов, напечатанных как в сборниках, так и на лубочных листах.[79]

Таким образом, в лубке, учтенном Ровинским, только немногие материалы, которые лишь условно можно причислить к сказкам, не находят параллелей в сборниках.[80]

К сожалению, это важное обстоятельство опускается из виду некоторыми исследователями, отчего между лубком и сказочными сборниками проводится резкая разграничительная черта, создавая ложное впечатление об идейной и стилистической отдаленности друг от друга сказок этих двух внешне разновидных изданий.[81]

Безусловно «большинство сборников составлялось по определенному принципу», во многих из них довольно отчетливо обозначалась творческая индивидуальность составителя и т. п., однако говорить об ориентировке их на определенную группу читателей следует с большой осторожностью. Дело в том, что сравнительная дороговизна сборников, приводимая автором упомянутой статьи в качестве одного из аргументов, еще не может свидетельствовать о недоступности сказок этих сборников «низовому» читателю. Тот же сборник «Старая погудка», на который ссылается автор как на пример дорогого издания (три части его стоили три рубля — цена очень высокая для того времени), сложился на основе 18 самостоятельных выпусков сказок, причем каждый выпуск включал от 1 до 4 сказочных текстов и стоил от 10 до 50 коп., или в среднем 26 коп.[82]

Представляется также сомнительным видеть «принципиальное различие» между литературой сборников и лицевой лубочной в изменении их соотношений в XIX веке — развитие лубка и полное прекращение изданий «оригинальных сборников», поскольку-де фольклор, и в частности народная сказка, «стали вводиться в литературу иными, более сложными путями».[83]

Неприемлемость и ошибочность такой схемы очевидны, особенно для первой половины XIX века, когда не только переиздаются старые, но и создаются новые «оригинальные» сборники, построенные на свежем материале, однако отработанные в той же манере, что и их ближайшие предшественники, например «Сказки моего дедушки. Новейшее российское сочинение» (М., 1820), «Собрание русских народных сказок» (М., 1820) и некоторые другие.[84]

В способах и степени обработки народной сказки в XVIII веке существовали два параллельно развивающихся направления. Одно из них выражалось, собственно, в сочинении литературной сказки на основе сказки фольклорной, с заимствованием из последней отдельных специфических элементов содержания и формы; другое — в пересказе народной сказки с явным стремлением удержать в нем по возможности максимум ее характерных признаков, пересказе, напоминающем подчас дословную запись от искусного народного исполнителя.[85]

Начало первому направлению было положено книгами М. Чулкова «Пересмешник» (1766—1768) и В. Левшина «Русские сказки» (1780—1783).[86] Как тот, так и другой писатель собственный вымысел причудливо соединял со сказочно-былинной фантастикой, создавая произведения типа волшебно-рыцарского романа или повести.[87]

Авторы приурочивали их действие к древнейшему, преимущественно киевскому периоду, вводили в повествование специфические русско-славянские (часто вымышленные) имена, географические названия, славянскую мифологию.

В дальнейшем приемы создания «сказок» Чулкова и Левшина получили развитие у ряда авторов и составителей сборников конца XVIII века.[88]

Второе направление, ориентирующееся на пересказ народной сказки, в известной мере проявилось уже в книгах 60—70-х годов Н. Курганова и С. Друковцова. «Письмовник» Курганова, вобравший в себя большой и разнообразный фольклорный материал (песни, пословицы, поговорки, анекдоты), М. К. Азадовский по праву отнес к таким изданиям XVIII века, которые стоят «как бы на пороге русской фольклористики».[89]

Анекдоты в книге составляют «Присовокупление» (№ 2), озаглавленное «Краткие замысловатые повести»; количество их в разных изданиях «Письмовника» колеблется от № 321 (первое издание 1769 года) до № 353 (в последующих изданиях).