Русские современники Возрождения

Как и до какой степени новгородские порядки влияли на общерусское политическое мышление? Вопрос этот не ставился до сих пор. А между тем до пас дошел памятник русской исторической мысли того времени, содержащий интересные и довольно неожиданные свидетельства существования «договорного сознания» на Руси XV века. Этот памятник — общерусский летописный свод первой половины XV века.

«Нестор XV века»

Летописи XV в., как и вообще летописи, которые велись после знаменитой «Повести временных лет» XII в., мало известны читателям-неспециалистам — во всяком случае куда меньше, чем они этого заслуживают.

Читатели, знакомые с исторической наукой, слыхали о работах А. А. Шахматова, о выводе, сделанном ученым в итоге его многолетних изысканий и сравнения между собой огромного множества более ранних и более поздних летописных текстов, тщательно переделанных редакторами: «…рукой летописца управлял в большинстве случаев не высокий идеал далекого от жизни и мирской суеты благочестивого отшельника., — рукой летописца управляли политические страсти и мирские интересы…»^{20} Некоторым ученым казалось, что такой взгляд А. А. Шахматова на летописи исключал подход к ним как к памятникам самостоятельной и независимой политической мысли, что «образ летописца», который был «намечен» у А. А. Шахматова и «окончательно дорисован последователями А. А. Шахматова», — это образ «многоопытного чиновника» «политической канцелярии» князя, его официозного апологета и послушного исполнителя его поручений по части идеологической «обработки» «общественного мнения»^{21}.

Такие читатели склонны вернуться к традиционному взгляду на летописца, пишущего для отдаленных потомков, как пушкинский Пимен, спокойного, не ведающего «ни жалости, ни гнева».

Но древнерусские летописцы едва ли нуждаются в защите от Шахматова и его последователей. Пристрастие летописца не есть беспринципность. «Политические страсти и мирские интересы» вовсе не означают официальные страсти и предписанные интересы. Политикой занимается не только «официозный апологет» власти и исполнитель ее поручений, но и ее критик и противник.

Чтобы понять, как и с какой целью составлялись летописи, нужно прежде всего уяснить себе некоторые особенности этого своеобразного жанра русской средневековой письменности.

Летопись, как свидетельствует уже ее название, представляет собой исторический рассказ, единицей изложения в котором служит «лето» — год. Приведем примеры. (Даты, как тогда было принято, даются от «сотворении мира» и отличаются от дат нашей эры на 5508 лет).

«В лето 6933 месяца февраля в 27 день преставнся благоверный и князь великий Василий Дмитреевич всея Руси…

В лето 6934. Мор был велик во Пскове и в Новгороде Великом, и в Торжку, и в Тфери, на Волоце, и в Дмитрове, и на Москве и во всех градех русских и сёлех.

В лето 6935. Мор был велик во градех русских.

В лето 6936. Княвь великий Витофт со многими силами приходил на Великий Новгород».

Принципы построения летописного рассказа отличают его от памятников исторического повествования, написанных по византийскому образцу — хроник и хронографов, где употреблялись иные, гораздо более обширные единицы изложения — обычно царствования тех или иных императоров. Б летописи рассказ строится по годам, но годов этих накапливалось немало.

Летописи представляют собою обширные сборники исторического повествования за век или несколько веков — своды; исключение составляют разве что некоторые краткие летописчики или летописцы нового типа, начавшие появляться лишь с XVI века. Почти все известные нам летописи (включая древнюю «Повесть временных лет» начала XII в.) уже опирались на более ранние своды, соединяя их тексты и дополняя новым материалом. За сохранившимися летописными сводами стоят их источники — не дошедшие до нас своды, протографы доступных нам летописных текстов.

Были ли летописцы «апологетами» князей? Иногда бывали, а иногда нет. Древнейшие летописные своды середины и конца XI века (судя по тексту, сохранившемуся в Новгородской I и в «Повести временных лет») обнаруживали резко критическое отношение к киевскому князю Святополку Изяславичу; составители самой «Повести временных лет» начала XII в. сумели найти общий язык со Святополком, а потом и с его двоюродным братом и преемником Владимиром Мономахом. Но все эти летописи были сводами Печерского монастыря и, следовательно, менял свою позицию в данном случае по отдельный летописец, а монастырь в целом. И уже этот факт свидетельствовал о том, что древнейшие летописи не обязательно исходили из «княжеской канцелярии», а могли создаваться и в других местах.