Русские суеверия

Порой леший сам решает помочь тому, кто сумел расположить его к себе (не подстрелил, пожалел «медведицу с медвежатами, волчицу с волчатами, зайчиху с зайчатами» – арханг.). «…Раз заночевал у нас человек в лесу. Сидит у костра да шаньгу ест. И вдруг слышит и треск, и гром – идет кто-то. Посмотрел это он, а лесовик идет, а перед ним как стадо и волки, и медведи, и лисы бегут. Так и лоси, и зайцы, и всякое зверье лесное. Как же он испугался – и Боже мой, – а тот к ему подходит. „Что, – говорит, – человек, шаньги дай кусоцек“. Дал он ему шаньги половину. Тот давай ломать да зверям давать, так и шаньга у него не уменьшается. И волки сыты, и медведи сыты, и зайцы сыты» (с этих пор по велению лешего звери не трогают добросердечного крестьянина) (арханг.).

Нередко лесовик, как и другие духи, «озорничает бессмысленно и зло», вредит без видимых причин; губит охотящихся в пределах его владений. В северных районах России популярен сюжет о ненасытном лешем-людоеде, поедающем охотников, которые останавливаются на ночлег в лесной избушке (он съедает сначала ужин охотников, а затем собак и самих охотников).

В рассказе, записанном на Пинеге, охотник случайно ранит лешего.

«Шел мужик с охоты да увидал в лесу зверя. Он в этого зверя и стрелил. А тот как закричит! Весь лес всколыхнулся, все звери завыли! Видит мужик, что он ранил лешего. Скинул кабот да шапку на пень надел, а сам в кустах спрятался. Вышел леший разгоряцонный, березина большая в руках, да как хвать по пню! Думал, мужика убил, и пошел, а мужик домой убежал».

Подобные сюжеты в различных вариантах популярны среди крестьян и охотников-промысловиков, особенно севера России. В них отразились представления о необходимости искупительных жертв «хозяину зверей» за наносимый его владениям урон. И хотя в быличке, записанной на Вологодчине, тяжбу охотника и лешего степенно разбирает «суд леших», образ неумолимого лешего-людоеда равнозначен образу лешего – стихийного духа, вольного и необузданного обитателя лесов.

Предсказать действия лешего-стихии, лешего-судьбы трудно. Однако он не только грозен, но «причудлив» и «любит тех, кто пожелает ему добра» (новг.). Он не прочь подурачить (владимир.), подшутить над человеком, иногда постращать (орл.). Народ лешего боится, но порой подсмеивается над ним (волог.).

Лесной «хозяин» доброжелателен или нейтрален по отношению к тем, кто помнит о нем и старается почтить. Разгневавшись, леший «насылает болезни» (олон., волог.); «выбрасывает» из лесных избушек (арханг., олон., волог., тюменск.).

Приписывая свою болезнь «гневу лешего», олонецкий крестьянин брал в левую руку яйцо и, встав на перекрестке, произносил: «Кто этому месту житель, кто настоятель, кто содержавец, тот дар возьмите, а меня простите во всех грехах и всех винах, сделайте здраву и здорову, чтобы никакое место не шумело, не болело» (яйцо оставляли на перекрестке).

Путник, вознамерившийся переночевать в лесной избушке, обращался к ее «хозяевам» с почтительными словами, ср.: «Большачок и большушка, благословите ночевать и постоять раба Божия [имя]!» или «Пусти, лесной хозяин, укрыться до утра от темной ночки!» (олон.).

Ночуя в лесной избе, топили печь благословясь (бросив соли в очаг – костр.). В порог втыкали топор со словами: «Крещеный человек входи, а некрещеный не входи» (карел.); крестили с молитвой двери, окна, дымоход и «всякую щелочку» (мурм.). Если не сделать этого, в избу могут «налезть» нечистые духи (лесовые, покойники и пр.).

Человек мог заключить и особый договор с лесным хозяином – стать «сильным» колдуном, отрекшись от Бога и близких (сняв крест, «заделав Святые Дары в березу» и выстрелив в них через левое плечо – тульск.).

Если в ночь накануне Иванова дня пойти в лес, срубить осину вершиной на восток и, стоя на пне (глядя меж ног на восток), произнести: «Дядя леший, покажись не серым волком, не черным вороном, не елью жаровою, покажись таким, каков я!» – явится леший в образе мужика. В обмен на душу он заключит с крестьянином договор, обязуясь помогать, запретив, однако, об этом рассказывать (арханг.). Дабы заручиться помощью лешего, нужно прийти ночью в лес, снять шапку, поклониться лесу и сказать: «Лесной князь, выдь сюда, помоги моей беде, сам удружу!» (волог.).

Увидеть лешего (если он пугает в дороге лошадей) можно «сквозь дугу, меж ушей лошади, и тогда леший примет свой настоящий вид: страшного, огромного, выше леса человека в белом одеянии» – от молитвы леший удалится «с шумом» (сургут.). Однако попытки взглянуть на лешего повсеместно считались делом небезопасным. «А то женщина одна также было вздумала посмотреть на него, на красавчика эдакого писаного; знаете – баба, так все нужно узнать, везде спрашивают; ведь прелюбопытный народ эти бабы! Только, батюшка мой, как взглянула, так тут же и умерла, и не взвизгнула. Не знаю, каков ей показался» (костр.) 〈Андроников, 1856〉.