Читаем Русские суеверия полностью

Домовой, пребывающий в основном за печью, в подпечье (в голбце), появляется и на печи, даже в самой печи (волог.); чтобы увидеть домового, нужно влезть в печку (олон.). «Если хозяин уходит из дому, то для того, чтобы вместе с ним не ушел домовой, печь загораживают ухватом или заслоняют заслонкой» (владимир.) 〈Зеленин, 1991〉. «Зимою в избе на ночь для тепла открывают у печки заслон и на место его, посреди устья, ставят вертикально лучинку, примечая от старых людей, что печку не должно оставлять открытою без пристановки к ней лучины, чтобы домовой не пошутил» (арханг.).

Русская печь – излюбленное место пребывания домового: он даже «сбрасывает старух с печи, если они постоянно занимают печку. Так рассказывала одна бобылка. Она была больная и не слезала с печи. Домовой ее толкал, только она все время упирается: „Не пущу, родимый, самой некуда“. Ну, он взял ее да сбросил – сам на печку полез» (моск.).

На печи домовой располагается в определенном положении – вытягиваясь вдоль нее (курск.). Чтобы не досаждать домовому, людям полагалось спать поперек печки.

«Ты никовда не учись лежать вдоль печи, ковда гриешься на печке; а завсегда лежи поперек. Грелся раз мужик на печке, а ён лежал-то вдоль печки. Вдруг кто-то приходит в избу да и идет прямо на печку. Стал на лежанку-то да и видит, что мужик лежит вдоль печи. А уж ему пройти-то и нельзя. Вот ён и сказал мужику-то: „Ну-ко, пусти миня-то погритьчи! Я на дворе-то горазно озяб“. Мужик взял да отвернулся и пустил его на печку. А ён лег на спину и руки за голову положил. Мужик возьмет да руки-то у него и пошарит… А оне у него шоршнатыя такия, как будто овчиной поволочены. Вот ён и испугался: узнал, что домовой лежит. Домовой погрелся да и ушел из избы» (Новг., Белоз.).

Домового представляли живущим на печи. Печку считают жилищем домового (саратов., моск.). «Домовой прежде жил в избе, лежал рядом с хозяином. Для этого пристраивалась (и теперь существует) казенка вдоль печи – место нечистое, куда нельзя класть ни хлеба, ни креста» (тамбов.).

На печи (под печью) появляются и покойники – в определенном положении, со-положении с печью, словно бы «выступая» из нее. «Я лежу на печи, головой вот туда. Слышу – дышит кто-то около меня… Я одной рукой пощупала: там кошка. А другой вот так стала щупать: ой, кто-то холодный-холодный мне попался! Я взяла от головы до самых ног ощупала: женщина. 〈…〉 Там женщина умирала, на этой печи. А может быть, мне она и привиделась?» (новг.).

Представления о печи как о «провозвестнице» участи живущих в доме («Если в именины хозяйки дома провалится в доме печь, то это предвещает ее смерть или другое большое несчастье») сливаются с верой в возможность появления возле печи (на печи, из-под нее) умерших родственников, предков-покровителей, которые могут отождествляться с домовым, его «семьей».

«Культ предка встречается, перекрещивается с культом огня, и в сознании людей очаг становится местом пребывания умершего предка» 〈Пропп, 1976〉.

Голбец (голубец), с которым устойчиво связан домовой, – это и пристройка, чуланчик у печи, и нижний этаж избы, наполовину помещающийся в земле; и надгробный памятник, в частности деревянный обруб из бревен, сделанный по длине могилы, покрытый плоской либо двускатной кровлей. Отмечены и случаи захоронения в подполье дома (правда, единичные). Так, по сообщению из Заволжья, «бывали тоже семьи, которые делали из подполья изб своих, называемого голубцом и служащего вместо домашнего подвала, домашнее кладбище целого семейства» 〈Толстой, 1857〉.

Домовой-покойник, предок, а также большак, старший в доме рельефно обрисован в верованиях крестьян и несказочной прозе. Домовой имеет вид хозяина дома, по большей части – умершего, или старшего в семье; «схож» с ним (яросл., владимир.) и в обличье хозяина дома может самому хозяину явиться (рязан.). Умершие в доме становятся его домовыми (смолен.). Домовой – предок рода, «обреченный в батраки» живущим в избе и каждый раз принимающий вид последнего умершего в семье (тамбов.). Ср. также совет: «если домовой не любит» – пойти на кладбище и положить что-нибудь на могилки, лучше – на могилки родственников (томск.) 〈Бардина, 1992〉.

Домовой «пользуется положением, равным хозяину дома» (олон.), откуда и такие его имена, как «большак избной», «хозяйнушко мохнатый» (олон.); «большачок» (волог.); «домоведушко» (симбирск.); «сам» (яросл.).

Домовой «хозяин» наблюдает за распорядком в доме и ведением хозяйства. «Следствием немилости домового считается неурожай в поле и несогласие в семье» (смолен.) 〈Добровольский, 1897〉. Без него «дом не держится» (уфим.) 〈Колесников, 1890〉.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый культурный код

Второй пол
Второй пол

Предлагаем читателям впервые на русском – полное, выверенное издание самого знаменитого произведения Симоны де Бовуар «Второй пол», важнейшей книги, написанной о Женщине за всю историю литературы! Сочетая кропотливый анализ, острый стиль письма и обширную эрудицию, Бовуар рассказывает о том, как менялось отношение к женщинам на протяжении всей истории, от древних времен до нашего времени, уделяя равное внимание биологическому, социологическому и антропологическому аспектам. «Второй пол» – это история угнетений, заблуждений и предрассудков, связанных с восприятием Женщины не только со стороны мужчины, но и со стороны самих представительниц «слабого пола». Теперь этот один из самых смелых и прославленных текстов ХХ века доступен русскоязычным читателям в полноценном, отредактированном виде.

Симона де Бовуар

Обществознание, социология
Русские суеверия
Русские суеверия

Марина Никитична Власова – известный петербургский ученый, сотрудник ИРЛИ РАН, автор исследований в области фольклористики. Первое издание словаря «Русские суеверия» в 1999 г. стало поистине событием для всех, кого интересуют вопросы национальной мифологии и культурного наследия. Настоящее издание этой книги уже четвертое, переработанное автором. Словарь знакомит читателей со сложным комплексом верований, бытовавших в среде русского крестьянства в XIX–XX вв. Его «герои» – домовые, водяные, русалки, лешие, упыри, оборотни, черти и прочая нечистая сила. Их образы оказались поразительно живучими в народном сознании, представляя и ныне существующий пласт традиционной культуры. Большой интерес вызывают широко цитируемые фольклорные и этнографические источники, архивные материалы и литературные публикации. Бесспорным украшением книги стали фотографии, сделанные М. Н. Власовой во время фольклорных экспедиций и посвященные жизни современной деревни и бытующим обрядам. Издание адресовано самому широкому кругу читателей.

Марина Никитична Власова

Культурология
Лекции о «Дон Кихоте»
Лекции о «Дон Кихоте»

Цикл лекций о знаменитом романе Сервантеса «Дон Кихот», прочитанный крупнейшим русско-американским писателем ХХ века Владимиром Набоковым в Гарвардском университете в 1952 году и изданный посмертно отдельной книгой в 1983-м, дополняет лекционные курсы по русской и зарубежной литературе, подготовленные им ранее для студентов колледжа Уэлсли и Корнеллского университета. Всегда с удовольствием оспаривавший общепринятые мнения и избитые истины, Набоков-лектор представил произведение Сервантеса как «грубую старую книжку», полную «безжалостной испанской жестокости», а ее заглавного героя – не только как жертву издевок и унижений со стороны враждебного мира, но и как мишень для скрытой читательской насмешки. При этом, по мысли Набокова, в восприятии последующих поколений Дон Кихот перерос роль жалкого, беспомощного шута, изначально отведенную ему автором, и стал символом возвышенного и святого безумия, олицетворением благородного одиночества, бескорыстной доблести и истинного гуманизма, сама же книга прератилась в «благонравный и причудливый миф» о соотношении видимости и реальности. Проницательный, дотошный и вызывающе необъективный исследователь, Набоков виртуозно ниспровергает и одновременно убедительно подтверждает культурную репутацию Дон Кихота – «рыцаря печального образа», сложившуюся за четыре с половиной столетия.

Владимир Владимирович Набоков

Литературоведение
Лекции по русской литературе
Лекции по русской литературе

В лекционных курсах, подготовленных в 1940–1950-е годы для студентов колледжа Уэлсли и Корнеллского университета и впервые опубликованных в 1981 году, крупнейший русско-американский писатель XX века Владимир Набоков предстал перед своей аудиторией как вдумчивый читатель, проницательный, дотошный и при этом весьма пристрастный исследователь, темпераментный и требовательный педагог. На страницах этого тома Набоков-лектор дает превосходный урок «пристального чтения» произведений Гоголя, Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова и Горького – чтения, метод которого исчерпывающе описан самим автором: «Литературу, настоящую литературу, не стоит глотать залпом, как снадобье, полезное для сердца или ума, этого "желудка" души. Литературу надо принимать мелкими дозами, раздробив, раскрошив, размолов, – тогда вы почувствуете ее сладостное благоухание в глубине ладоней; ее нужно разгрызать, с наслаждением перекатывая языком во рту, – тогда, и только тогда вы оцените по достоинству ее редкостный аромат и раздробленные, размельченные частицы вновь соединятся воедино в вашем сознании и обретут красоту целого, к которому вы подмешали чуточку собственной крови».

Владимир Владимирович Набоков

Литературоведение

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Древний Египет
Древний Египет

Прикосновение к тайне, попытка разгадать неизведанное, увидеть и понять то, что не дано другим… Это всегда интересно, это захватывает дух и заставляет учащенно биться сердце. Особенно если тайна касается древнейшей цивилизации, коей и является Древний Египет. Откуда египтяне черпали свои поразительные знания и умения, некоторые из которых даже сейчас остаются недоступными? Как и зачем они строили свои знаменитые пирамиды? Что таит в себе таинственная полуулыбка Большого сфинкса и неужели наш мир обречен на гибель, если его загадка будет разгадана? Действительно ли всех, кто посягнул на тайну пирамиды Тутанхамона, будет преследовать неумолимое «проклятие фараонов»? Об этих и других знаменитых тайнах и загадках древнеегипетской цивилизации, о версиях, предположениях и реальных фактах, читатель узнает из этой книги.

Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс

Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии