Русские святые. Декабрь—Февраль

Недовольство царем Василием, несмотря на защиту патриарха, росло с каждым днем. Недостаток хлеба, приостановка торговли и промыслов все более и более отягощали жизнь в Москве. «С криком и воплем» толпы недовольных врывались время от времени в Кремль, жалуясь на свое положение. «Чего нам дожидаться, — говорили они, — промыслов нет, хлеб дорогой, ничего негде взять и купить нечем… Приходить помирать голодной смертью». Гнев толпы иногда принимал такие размеры, что даже мужественное сердце святого Ермогена сжималось страхом. Но, верный своему долгу, он подавлял в себе естественную немощь и продолжал увещевать народ. «Имейте, — говорил он, — добрую совесть, стремитесь к согласной жизни и получите мир от злобы своей». Невыносимая печаль охватывала при этом душу святителя, и из глаз его лились столь обильные слезы, что орошали не только его ланиты, но и одежду. Однако доведенный до отчаяния народ с каждым разом становился все менее и менее отзывчив на уговоры архипастыря; все чаще стали раздаваться возражения на речи святителя; многие не только не стыдились старости его, «но нечто и неправо нань помышляше».

Одно время положение Шуйского будто стало улучшаться. Славный племянник царя Скопин-Шуйский с помощью шведских наемных войск очищал от воровских шаек северные области государства. Снята была осада с Троицкой обители, отразившей врага не столько помощью человеческой, сколько Божией. Тушинский Вор, оставленный польскими и литовскими сторонниками, бежал в Калугу. Общее благоприятное положение дел омрачилось выступлением нового врага — польского короля Сигмзмунда III, осадившего Смоленск. Но русские люди надеялись, что их любимец и надежда — молодой талантливый воевода Скопин-Шуйский — справится с поляками. Неожиданная и загадочная смерть народного героя, а также полное поражение русских войск, шедших на освобождение Смоленска, под Клушиным (в конце июня 1610 года) уничтожили все надежды. Москве грозила новая тяжелая осада: с одной стороны приближалось польское войско, а с другой опять появился Вор со своими шайками. 17 июля 1610 года в Москве поднялся открытый бунт против «несчастного» царя Василия. Предводительствуемые рязанскими Ляпуновыми дворяне и дети боярские подняли в Кремле крики, «чтобы царя Василия лишить царства». Беснуясь как одержимые, заговорщики насильно повлекли патриарха Ермогена и бояр на поле к Серпуховским воротам. Собравшаяся здесь многолюдная толпа в один голос кричала: «Да сведен будет с царства Василий!» Со слезами, но безуспешно пытался святитель образумить толпу; видя свое бессилие, он удалился в город с плачем. Затем, несмотря на протест патриарха, угрожавшего новыми и более сильными карами Божиими, Шуйского насильно постригли в монахи. Святому Ермогену в виде утешения осталась надежда на лучшее будущее. «Аще Владыка мой Христос, — говорил патриарх, — на престоле владычества моего укрепит мя, совлеку его (Василия Шуйского) от риз и от иночества свобожду его». Такое отношение патриарха к пострижению царя Василия заставило врагов последнего отправить Шуйского в Иосифов Волоколамский монастырь.

По низложении царя Василия святой Ермоген становится «начальным человеком» всей Русской земли. Это высокое положение святитель оправдал своей деятельностью, проявив мужественную стойкость на тревожной и полной горьких испытаний страже Православия и русской народности; на этой страже он и умер, приняв мученическую кончину за Русь Православную. Но, по слову евангельскому, смерть его явилась тем зерном, из которого выросла новая Русь, сохранившая и свой народный облик и свою, завещанную отцами, «веру правую».

Святой Ермоген хорошо сознавал, что правительство Шуйского при всех своих недостатках, как ни как, а было олицетворением, хотя и плохого, но все же государственного порядка. Он предвидел, что с падением царя Василия смута только усилится. Так это и случилось. Временное московское правительство во главе с семибоярщиной было принуждено делать выбор между требованиями короля Сигизмунда и требованиями Вора. Порешили избрать на московский престол сына Сигизмунда — польского королевича Владислава. Патриарх Ермоген сильно противился этому избранию, настаивая, чтобы, если уж нельзя возвратить престол Василию Шуйскому, избран был православный царь из русских; он указывал и желательных лиц: князя Василия Васильевича Голицына или же четырнадцатилетнего Михаила Феодоровича Романова, сына Ростовского митрополита Филарета Никитича. Отголосок увещаний патриарха находим в русских летописных известиях, которые влагают в уста святителя такую речь: «Что всуе мятетесь и вверяете души свои поганым полякам? Разве вы не знаете, что издавна наша христианская греческая вера ненавидима в странах иноплеменных — как же мы примиримся с иноплеменниками?»