Русские своих не бросают

В кубрике меня ждал новый фильм, приготовленный для меня Алексом. Это была печальная история о двух влюбленных – Ромео и Джульетте. Я поначалу запротестовала, дескать, Шекспир – это скучно, язык старомодный и все такое. Дело в том, что в школе нам преподавали сюжеты из Шекспира по книге Чарльза и Мери Лэм «Истории из Шекспира». Мисс Ходжес, наша учительница по литературе, нам тогда сказала, что оригинал мы все равно не поймем, да и скучно он писал и не всегда прилично. А брат и сестра Лэм взяли от него лучшее. Алекс лишь усмехнулся:

– А вы все же посмотрите, Мейбел. Если вам не понравится, я вам другой фильм принесу.

Фильм я просмотрела на одном дыхании, а потом обнаружила, что сижу и плачу навзрыд. Эх, как близко было их счастье, и как нелепо погибли эти два молодых любящих сердца. Но, подумала я, может, и мне суждено любить так, как Джульетта – но непременно со счастливым концом. Тем более в моих мечтах Ромео уже имелся… Хотя в одном мисс Ходжес была права – там были сцены, о которых девушке из хорошей семьи даже говорить не пристало. Но почему-то в глубине души и мне захотелось того же, как я ни гнала эти мысли.

Когда фильм закончился, я попыталась читать Библию, наугад ее открыв, и сразу же попала на «Песнь песней» царя Соломона:

«Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною – любовь. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви. Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня. Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно».

Эх, даже библейский патриарх так красиво воспевал любовь… Так с Библией в обнимку я и заснула.

Проснулась я только тогда, когда мне кто-то тихо сказал:

– Завтрак, мисс.

Передо мной на столике стоял поднос, а рядом улыбался молодой человек в такой же форме, как и у Алекса.

– Здравствуйте, – сказал он, – меня зовут Игорь. Сегодня мое дежурство.

Ну и имечко, подумала я, но юноша был симпатичен, и я с улыбкой сказала:

– Здравствуйте, а меня, как вы, наверное, уже знаете, Мейбел. Очень приятно.

– И мне очень приятно.

– Игор, а не можете принести мне что-нибудь из Шекспира вместо этого? – и я протянула ему «Гордость и предубеждение».

То, что я увидела вчера на экране – Алекс мне еще сказал, что фильм был сделан с настоящим текстом Шекспира, – было настолько лучше, чем довольно-таки слащавый пересказ Лэм, что мне очень захотелось почитать что-нибудь в оригинале. Игор вскоре принес мне «Юлия Цезаря». Особенно меня порадовало, что к каждому незнакомому слову или выражению – а язык действительно очень сильно изменился за два с лишним столетия – приводилось объяснение, а иногда и целый исторический дискурс, курсивом с левой стороны страницы. Конечно, любви в этой трагедии не было, но я прочитала всю книгу на одном дыхании за каких-то два-три часа, с перерывом на обед, когда Игор отнял у меня книгу и отдал только после того, как я все съела.

Там, у Шекспира, все было прекрасно, хоть и трагично – и слова Цезаря, когда лучший друг – в примечании было написано, что, по некоторым сведениям, Брут был незаконнорожденным сыном Цезаря – ударил его кинжалом: «И ты, Брут? Тогда умри, Цезарь!» И совершенно замечательная речь Марка Антония, начинавшаяся: «Друзья, сограждане, внемлите мне»; и речь Антония в конце книги, когда он находит тело Брута: «Он римлянин был самый благородный…»

Но особенно мне почему-то запомнилась фраза про Кассия в начале пьесы: Yon Cassius has a lean and hungry look, He thinks too much; such men are dangerous[8].

После прочтения книги я положила ее на столик рядом с кроватью. И в этот самый момент в дверь постучали.

Я подумала, что это, наконец, пришел Ники, и сказала:

– Войдите!

Но вошла незнакомая мне женщина – тоже довольно привлекательная, хоть и не столь красивая, как вчерашняя девушка на палубе корабля. Она была намного старше меня и, как и та, другая, совсем не толстая. Одета она была в блузку, которую моя мама наверняка назвала бы слишком уж легкомысленной, и под которой вздымалась грудь поболее моей. Но, как я заметила, не свисающая вниз, как это часто бывает у женщин постарше, а смотрящая вперед. А еще на ней были – о, ужас! – самые настоящие штаны из странной грубой синей материи. И вот если бы мама увидела меня в таких же, наверное, убила бы на месте. Но на даме они смотрелись весьма неплохо и подчеркивали ее зад, который, я должна сказать, тоже смотрелся достаточно привлекательно.

– Здравствуйте, – приветствовала меня женщина на неплохом английском, – меня зовут Лиза, я коллега Николаса, тоже журналистка.

– Здравствуйте, – сказала я неуверенно. – Меня зовут Мейбел Катберт. А скажите, неужели у вас, русских, женщины бывают не только матросами, но и журналистками?

– Ну, я не русская, а украинка, – улыбнулась та со странной улыбкой.

– А что это такое? – удивилась я. – Никогда про такую страну, как Юкрейн, я не слышала.