Русские травести в истории, культуре и повседневности

Психиатры не могли установить истинных причин трансвестизма и не понимали, лечить ли несчастных пациентов или редактировать их половую природу. Если менять пол, то как, химическим способом или хирургическим? И вообще, стоит ли его менять? Быть может, нужно сначала навести порядок в голове больного? Медики путались в догадках и путали определения, называли пациентов гомосексуалистами, трансвеститами, людьми среднего пола, гермафродитами…

Участниками этого необычного заседания были мужчины, и это отчасти объясняет двойственность их отношения к гомосексуалам и дамам-трансвеститам. Первых медики заклеймили извращенцами и высказались резко против службы в вооруженных силах. По-другому отозвались о маскулинных дамах, которые «не претендовали ни на что другое, как на службу», и потому их присутствие в армейских частях было скорее на пользу. Своим доблестным примером «трансвеститки» подстегивали мужчин-сослуживцев. И даже в таких клинических случаях, когда дамы отказывались выходить замуж и заводить семью, выдавали себя за мужчин и вообще вели себя странно, нужна была «отдельная экспертиза», индивидуальный подход к каждой. В 1929 году, в закатные дни НЭПа, советская медицина еще признавала такую возможность.

Участники консилиума не пришли к единому мнению, слишком сложным был феномен. Впрочем, они отлично и с большой научной пользой провели время, наспорились и наговорились всласть. И, верно, потом не раз вспоминали тот год, те необычные, смелые, по-европейски прогрессивные дискуссии. Всего через несколько лет подобные разговоры и само явление, их спровоцировавшее, попали под запрет: 1 апреля 1934 года в УПК РСФСР ввели статью № 154-а «Мужеложство». Гомосексуальность вновь признали уголовным преступлением. Изучать трансвестизм, который превратился в синоним инакочувствия, стало небезопасно.

О том, как сложилась судьба раннесоветских «трансвеститок», пока известно немного. Пациентка Альфреда Штесса, волшебными заклинаниями и гипнозом превращенная в послушную куколку с глянцевой рекламы, осталась с любящим пекарем Архипом. Пациентка А. П. Б-ая, описанная Скляром, увещеваниям не поддалась, от любовниц и наркотиков не отказалась. «Она по-прежнему носит мужской костюм, ухаживает за девицами, сильно злоупотребляет опием, для добывания которого не брезгует подделкой подписей врачей», – с печалью констатировал психиатр в 1925 году. Пережила ли она тридцатые годы, неизвестно.

Бывшая сотрудница ОГПУ Евгения Федоровна М. почти уже не видела смысла в жизни, превратившейся в пошлую череду попоек и отсидок за мелкое хулиганство. На работу не брали, да и желания трудиться всерьез, до самозабвения, как хотелось когда-то, не было. Перед глазами пелена. Перспектив никаких. Светлое будущее, о котором рявкали из всех радиоточек, ее не ждало. Найти человека, настоящего, своего, понимающего, чтобы по-настоящему, чтобы на всю жизнь, казалось невозможным. Любовь, о которой она так проникновенно писала в «Исповеди», обернулась вульгарной чередой быстрых, впопыхах, романчиков и неизбежных измен. Она не могла конкурировать с мужчинами и поняла это. Продолжала жить одним днем, обманывала, подворовывала, хулиганила, попадала в кутузку. В 1927 году психиатр Аким Эдельштейн сообщил кое-что о ее жизни. После очередного ареста Евгению перевели в клинику, где она ловко соблазнила надзирательницу, и ту с позором уволили за связь, позорящую честь советского работника. Освободившись, пациентка переехала к безработной, но все еще влюбленной и счастливой экс-надзирательнице. Они зажили одним домом. Но в конце статьи прозорливый Эдельштейн предрек: «Социальное будущее такого субъекта очень тяжело».

Он был прав. Социальное будущее «таких субъектов» было не просто тяжелым, оно было почти невозможным в условиях сталинского общества. Введенная в 1934 году статья «Мужеложство» сломала многие жизни и отбросила советскую медицину на десятилетия назад. Государство вычеркнуло травести поневоле из списков своих граждан. Их как бы не существовало. Они превратились в невидимок, обреченных на унизительную тайную борьбу с собственной природой. Кто ее побеждал, становился малоприметным советским гражданином: типичное счастливое семейство, аккуратные дети, светлая комната в свежей коммуналке, картонные улыбки соседям, быт налаживается. Другие, уступавшие природе, попадали в психушки или кончали с собой. Это был единственный выбор, который им милостиво оставило заботливое советское государство.