Испытывая «маниакальную страсть» (X. фон Бехтольсхайм) к военному делу, Павел интенсивно занимался армией. Бросалось в глаза его стремление заниматься военными делами вплоть до мелочей, например, установлением норм для артиллерийских лошадей. В остальном он считал, что надежное преобразование армии гарантировала бы организация всех войск по образцу его гвардии в Гатчине. Генералы, например Суворов, которые противились проводимой «пруссификации», попали в опалу, в то время как преданные гатчинские друзья, такие, как Аракчеев, теперь делали карьеру. Первые реформаторские мероприятия касались преобразования гвардии и переустройства всей армии, в частности пехоты и кавалерии, для которых — с учетом опыта Семилетней войны — были изданы новые уставы. Ядро армии — пехота, кавалерия и гарнизонные части — состояло из почти 369 000 человек, на содержание которых государство должно было затрачивать 24,1 млн рублей, и было организовано «по типу будущих военных округов» (Е. Амбургер), разделено на двенадцать дивизий, названных по месту их дислокации в мирное время. В целом военные реформы Павла сводились к более четкой организации, быстрой мобилизации и большей маневренности армии, но имели целью также унификацию обучения и ликвидацию коррупции.
Изменения в церковной сфере, предпринятые в короткий период правления Павла, были нацелены, прежде всего, на более четкую и эффективную организацию. Так, в 1797 г. был учрежден юридический отдел с приведенным к присяге казначеем, а два года спустя определено, что границы епархий должны соответствовать границам соответствующих губерний. Кроме того, была проведена проверка соответствия церковного штата количеству, установленному уставом, с целью отправки «лишних» людей на военную службу. Павел также обращал внимание на то, чтобы Священный синод следил за «благонравностью» духовенства и посредством соответствующих указов заботился, например, о том, чтобы священники не принимали участия в крестьянских мятежах. В целом великодушное и щедрое поведение Павла, стремившегося к поддержке авторитета церкви, не только не привело к хорошим отношениям между государством и духовенством, но и еще больше способствовало низведению церкви до уровня «учреждения, обслуживающего государство» (М. В. Клочков).
Немецкий историк Карл Штелин причислял международные отношения Российской империи в конце 18 в. «к самым необычайным эпизодам политической истории России». Если Штелин хотел выразить этим, что ни в чем так не ощущалась неуравновешенность Павла, как в сфере внешней политики, то при этом он упустил из виду два момента: во-первых, император имел твердое намерение выступать на мировой политической сцене не только в роли зрителя, а во-вторых, с борьбой против «моральной чумы», распространявшейся с Запада, связана славная глава новой русской военной истории.
Объявленная первоначально политика невмешательства не воспрепятствовала энергичной борьбе Павла с Французской Республикой, угрожавшей, по его мнению, уничтожением всей Европе. Важную роль в этом сыграло его вступление в орден госпиталя святого Иоаннна (иначе орден иоаннитов, или Мальтийский орден). Решающее значение для этой авантюры имело, по-видимому, то, что после Французской революции Павел стал проявлять повышенный интерес к католической церкви и видел в ней плотину, которая «только и могла защитить Западную Европу от затопления революцией, и о которую могли разбиться волны революции». Кроме того, своим вступлением в орден он продолжал внешнеполитическую традицию Екатерины, которая уже во время первой турецкой войны поняла значение прочной позиции на Средиземном море и побуждала тогдашнего магистра ордена к союзу с Россией. Уже в 1797 г. Павел по случаю папской миссии ввиду угрожающей опасности со стороны Франции предложил ордену свое покровительство, и его предложение было с радостью принято. Через год, 10 сентября, с согласия папы он взял на себя руководство делами ордена, а 27 октября капитул русского Великого приорства избрал его Великим магистром ордена.