Русские уроки истории

Греческий или римский гражданин голосует, поскольку обладает прямой долей во власти, которая позволяет ему непосредственно защищать свои интересы. За долю во власти он платит жизнью и здоровьем, его место в обществе — в воинском строю, конном или пешем. У римлян голосование и было организовано по воинским подразделениям. Ни римская, ни греческая демократия не предназначены как институт власти для какого-либо воспроизведения прошлого или планирования, заботы о будущем. Античная демократия лишь уравновешивает распределение сил влияния и интересов свободных людей в данный момент, сиюминутно. Остальное — судьба. У подлинной демократии нет ни памяти, ни воображения. За реальное участие во власти античный гражданин несёт неограниченную ответственность. Тут нет представительства — каждый за себя выступает сам. Выборные магистраты действуют на основании поручения и делегированных полномочий политически дееспособной персоны. Выборный магистрат никого не обслуживает, как рассказывает нам светская вера в демократию, — он действует. Исполнение им политических функций непосредственно затратно, а не доходно. Это не профессия, а способность личности.

От греко-римской демократии к христианскому государству

Христианская революция ввела другое понятие свободы — свободы идеального существования каждого человека, вне зависимости от его власти и господства и власти или господства над ним, свободы от общества как такового. Душа из греческой философской гипотезы превратилась в общепризнанную действительность. Рабство становится техническим понятием. Предстоят долгие политические дискуссии, подчас с применением силы, о том, у кого душа есть, а у кого её нет. Но именно это и означает, что в решении политических вопросов душу больше не обойти. Рабов — а без них в хозяйстве не обойтись — приходится считать животными, а не людьми. Так рождается расизм. Возникнет и другой эффект — те, кто сам не считает себя человеком, будут не замечать своего рабства — в той модернизированной его форме, которую реализует капитализм, когда рабы содержат себя сами и вынуждены искать хозяина. Поэтому капитализм сделал всё, чтобы похоронить Бога и аннулировать реальность души. Само слово «душа» в словоупотреблении сегодня вытеснено за пределы любой социальной практики и допускается только как поэтическая метафора. Главная служанка капитала в области политики и исполнения наказаний — психология — подменила душу личностью, обессмыслив заодно и это понятие, что в совокупности не позволяет осуществлять главную педагогическую практику — воспитание, воспроизводство человека. Ведь воспитание и состоит в том, чтобы помочь душе вырастить собственную личность — совокупность её лиц в мире.

С момента христианской революции государство поставлено в новые рамки. Его носитель — и государь, и служащий — должен быть уже не просто социально свободен в старом римском смысле. Он должен быть свободен, как это угодно Богу, то есть быть человеком в собственном смысле слова, а не только политическим животным. Это же требование предъявляется ко всем социально свободным «членам» государства, то есть к тем, кто разделяет с Государем возможность сказать: «Государство — это я!»: к правящему классу и к народу, солидарному с государством. Одушевление народа обязательно. Христианское государство как цивилизационный проект наделяется функцией защиты и воспроизводства человека, как его понимает Христос.

А Он и был первым человеком, знающим о том, что Он человек, что это значит и чем человек отличается от политического животного. Греки и римляне не смогли метафизически ответить на вопрос о сущности человека, хотя греческая политика уже была практикой человека, сталкивающегося с реальностью души, ухватываемой в философской рефлексии. Одной из обязанностей христианского государства по защите человека становится защита церкви и подлинной — то есть в Бога — веры. Возможность быть человеком в христианском государстве дана каждому подданному или гражданину.

Греческая и римская демократии в отличие от идей христианской государственности строились на принципиальной склейке и неразличении власти и свободы. С древнеримской/древнегреческой точки зрения свободен тот, у кого власть, то есть гражданин. И напротив — свободный гражданин не может быть сущностно подвластен кому-либо, это делало бы его рабом. Он, не теряя своей свободы, может лишь разделять власть с другими свободными гражданами. И заплатить за свою «долю власти» воинским долгом и, если придётся, самой жизнью, обеспечивая тем самым тождество свободы и власти.