Русские уроки истории

Нам необходимо перераспределение ресурсов из сферы потребления в сферу воспроизводства человека. Ведь если цивилизационное назначение хозяйства в том, чтобы сделать человека независимым от природной среды обитания, от природы, то назначение экономики как управляющей деятельности по отношению к хозяйству — сделать человека независимым уже от хозяйственной деятельности, создав возможности для других видов деятельности и мышления. Экономика не должна претендовать на всеобщий цивилизационный статус. Другие сферы деятельности — и в первую очередь сфера воспроизводства человека — должны использовать экономику как ресурс.

Однако для этого придётся развить представление о человеке, способном занять положенное ему место в треугольнике отношений «государство — общество — человек». В определённом смысле государство растёт из знания, право — из этики (морали), а человек — из эстетики. Если душа — метафизическая данность человека и человеческого, то эстетика — как способность различения приятного и неприятного — первое, в чём утверждает себя воплощенная душа. Отрицание души как начала, соразмерного обществу и государству, ведёт если не к пренебрежению сферой эстетического, то к её подчинению морали и знанию. В этом было слабое место советского социума. Русские коммунисты, в отличие от западных капиталистов и западных левых, не отказались от морали, а как раз собирались её построить. В этом была их претензия не просто на власть, но именно на трон русской империи, моральный статус которого закрепил, как особое русское достояние, Николай II своей мученической смертью. Но мораль без самостоятельного человека, противостоящего ей автономией своей души, мертва. Человек утверждает эту автономию через полагание прекрасного и отвратительного.

СССР проиграл Западу прежде всего эстетически — поскольку подчинил и практику искусства, и предъявляемые к нему критерии оценки требованиям морали и идеологии (то есть знания). Даже содействуя эстетическому просвещению масс, облегчая им доступ к высшим достижениям мирового искусства, сверх-власть партии настаивала на этих требованиях и избирательно ограничивала публичный доступ к произведениям искусства, оставляя неудовлетворенным эстетическое чувство многих. Запад же искусно воспользовался этим, публикуя, показывая советской публике через свои СМИ, популяризируя «табуированные» советской властью явления искусства, от «Доктора Живаго» до рок-музыки.

Другим проявлением этой «второстепенности» эстетического для советского образа жизни было пренебрежение к эстетике повседневности — красоте массовых бытовых предметов: одежды, мебели и т. п. Их конвейерное тиражирование полностью игнорировало неистребимое стремление человека украсить свою жизнь. На этом фоне красота и разнообразие подобных же предметов западного происхождения, ставшие доступными советской публике в 1960-е, не могли оставить ее равнодушной.

В результате, несмотря на бессчетные шедевры живописи и скульптуры, литературы, музыки, кинематографа и даже высокой моды, созданные советскими «мастерами искусства», в советском массовом сознании утвердился позитивный образ западного мира как «приятного для жизни» вместе со стремлением подражать ему. Так твердыня советского образа жизни была взломана в самом слабом её месте — в «точке эстетического дефицита». В образовавшуюся брешь хлынули в основном не высшие достижения культуры, а продукты маркетизированного поп-арта и прочего «современного искусства», увлекавшие за собой то, ради чего и были созданы, — стихию массового потребления. Фатальные последствия этого для исторической судьбы «Красного Проекта» мы уже обсуждали.

Однако сегодня созданное советским временем эстетическое содержание интегрируется в мировую историю, а вот на Западе происходит эстетическая катастрофа — культы смерти и разложения, ЛГБТ&Co-агрессия, форма складского помещения, навязанная общественным зданиям (включая гипермаркеты, храмы основной религии — потребления).

Теперь нам следует определить, каков тот эстетический элемент, который мы должны унаследовать и вставить в мировую матрицу искусств? Это способность создавать произведения искусства, способные жить собственной жизнью (habent sua fata libelli), порождая в культуре цепную реакцию возникающих откликов, отражений, реминисценций. А главное — способность отличать такие произведения от мёртвых фактов искусства, конвейерно производимых так называемым «современным искусством».

Социализм как альтернатива обществу потребления