Русские уроки истории

Запад запрещает рефлексию себе — и, разумеется, нам. Западная пропаганда, взяв всё лучшее у доктора Геббельса — и прежде всего использование тотальной и бескомпромиссной лжи, — шагнула далеко вперёд. Общество потребления породило товарную рекламу, ставшую существенной частью Западной системной пропаганды. Без товарной рекламы, пронизывающей и то, что осталось от искусства, иллюзия сверхпотребительского рая не существовала бы. Чтобы довести эту иллюзию до совершенства, следовало создать впечатление, что потребление — это единственная реальность «современного общества». Для этого была создана концепция постиндустриального общества, устраняющая из поля зрения обывателя огромный пласт действительности — материальное производство. Тем самым ему внушалось, что он живет в самом «современном» — постиндустриальном — обществе чистого потребления, которому соответствует главная, исторически самая «прогрессивная» культура — культура постмодернизма. На эту иллюзию работают философия постмодерна и светская религия.

Самое существенное обстоятельство, ставшее очевидным в последние два десятилетия, с началом военных действий в Европе, — собственно, никакого постиндустриального общества не существует. Если либеральная демократия служила идеологическим и институциональным противовесом реальному развитому социализму, то постиндустриализм и постмодернизм должны были играть роль альтернативы утопическим идеям коммунизма. Ведь в постиндустриальном обществе уже решены все вопросы по удовлетворению всех потребностей, обеспечиваемых производством, которое «автоматично» и «невидимо». Люди должны заниматься (так и хочется сказать «производством») лишь увеличением массы и качества информации и знаний, а также свободным следованием своим наклонностям и представлениям.

Экономическая реальность, впрочем, совсем иная. Производство никуда не делось, оно просто вынесено в другие страны — нео-колонии (например, из США в Азию), или в нём заняты иммигранты-рабы из других стран — всё тот же пролетариат. Людям по-прежнему нужны пища, лекарства, одежда, жильё, транспорт, жизненное пространство, а не только членство в социальных сетях и компьютерные игры. Мировой гегемон всё это не производит, а присваивает. Поэтому у гегемона — «постиндустриальное» общество. Но при этом нет никакого «опережающего» роста объёма знаний и информации, если подходить с содержательной стороны. Напротив, по сравнению с XIX веком и началом ХХ века в фундаментальной науке наметился застой, количество важных открытий неуклонно сокращается. Поэтому обеспечить американскую эмиссию и займы «суммой технологий» не удалось. Пришлось привлекать утопию IT-технологий, которые якобы доводят технологическую массу до «критической», но этот биржевой «пузырёк» быстро лопнул. В конечном счёте заёмные и привлечённые мировые ресурсы ушли вовсе не в научные и технологические инвестиции «на благо всего мира» (или хотя бы САСШ), а на наращивание военной мощи и в американское потребление, необходимое сначала для «честной конкуренции» с СССР, а потом для демонстрации «абсолютного» цивилизационного превосходства над обнищавшей Россией.

Как не существует никакого постиндустриального общества, так нет и никакой действительной культуры постмодерна, в том числе в виде поп-культуры. Утопия действительного постмодерна развита в романе Г. Гессе «Игра в бисер» — при остановке развития культура застывает и превращается в универсальный метаязык, в рамках которого участники не создают ничего нового, но пользуются цитатами из уже имеющегося культурного арсенала. Но ничего подобного мы не наблюдаем. В обличье «культуры» постмодерна выступает всё та же системная пропаганда. С очевидностью это проявляется в феномене «современного искусства» — contemporary art в отличие от modern art. Дохлая акула в формалине «стоит» миллионы долларов — её за эту сумму покупают, поскольку она якобы что-то означает, как утверждает-намекает, но не объясняет автор. Символично, что крупнейшие и дорогостоящие коллекции подобного хлама приобретали именно банки. Реально это фиктивный актив в чистом виде.

А вот постмодернистское сознание в отличие от постмодернистской культуры реально существует, оно как раз явление массовое и обыденное. По сути, это продукт распада вульгарно-материалистического, натуралистического, «вещно-ориентированного» сознания, считавшего себя «отражением» реальности. Современный мир мышления и деятельности, его историческая реальность не вмещаются в такое натуралистическое «отражение» и не ухватываются им. Это натуралистическое сознание в ХХ веке «взорвалось» под натиском «отражаемого» и принципиально «неотразимого» мира мышления и деятельности и теперь разлетается миллиардами осколков, бессмысленные и бессвязные коллажи которых постмодернизм называет «текстами».