Русские в Берлине. Сражения за столицу Третьего рейха и оккупация. 1945

«Возможности добраться до Бендлерштрассе напрямую через Тиргартен, мимо нового озера, больше не существовало… Я понимал, что идти пешком через площадь Гроссер Штерн (Большая Звезда) чрезвычайно опасно, но я все равно решил рискнуть. Я попросил своего офицера разведки, капитана Герхарда, сопровождать меня. Он прихватил с собой автомат. Также со мной вызвался идти мой водитель. Мы пересекли земляные насыпи, служившие нам фортификационными сооружениями, и около 09:30 вечера добрались да путепровода восток – запад близ станции Тиргартен, задержавшись из-за относительно слабого пулеметного и ружейного огня. Примерно сотню метров мы могли двигаться выпрямившись вдоль прежде прекрасной, а теперь совершенно изуродованной улицы. Впереди нас, на фоне ночного неба, хоть и выкрашенная в коричневый цвет, но теперь из-за отблеска бесчисленных пожарищ ставшая оранжевой, отчетливо виднелась колонна Победы. Потом над нашими головами со страшным воем полетели снаряды… Мы решили, что это, должно быть, стреляют русские зенитки и противотанковые орудия в нескольких сотнях метров позади нас. И только несколькими часами позже я догадался, что это были танки «Сталин».

А поскольку русским и в голову не пришло ослабить обстрел, у нас не оставалось другого выбора, кроме как ползти по грязи Тиргартена в восточном направлении. В мои пятьдесят лет это не слишком приятное занятие. Мы чертовски устали, наше состояние ухудшалось еще тем, что нам пришлось ползти мимо десятков убитых и раненых. На углу площади Большой Звезды мы остановились немного перевести дух. Затем бегом пересекли Фридрих-Вильгельм-штрассе, которая находилась под плотным артиллерийским огнем. Самым жутким участком пути для меня стал следующий, когда мы оказались в Зигесаллее – аллее Победы, вдоль которой обычно стояли статуи правителей Пруссии и Бранденбурга. Сейчас все они до единой были разбиты, а их обломки валялись на земле. Призрачное зрелище, совершенно неподходящее для человека со слабыми нервами. Нам пришлось переползать через белые мраморные головы, тела и ноги Гогенцоллернов – все это зловеще светилось в отражении пылающего в небе зарева… Ощупью пробираясь по обломкам камней, мы миновали руины, которые остались от Бендлерштрассе, и попали на старый двор военного министерства, достигнув наружного бункера, которого я прежде не видел. 20 июля 1944 года у забора министерства казнили одновременно генерала Ольбрихта, полковника графа фон Штауффенберга и нескольких других офицеров[99]. Совершенно выдохшийся, я добрался до комнаты полковника Рефиора».

Офицеры вошли в комнату Вейдлинга. Он приказал присутствовать всем членам своего штаба. Волерман пишет: «С мрачным и явно напряженным лицом, с плотно вставленным моноклем, последний комендант Берлина занял свое место за столом и твердым отрывистым тоном объявил о своем решении капитулировать». (Согласно Дуффингу, Вейдлинг принял решение после того, как поставил вопрос на голосование.)

В полночь русским отправили сообщение по радио. Дуффингу снова пришлось стать парламентером. После нескольких неудачных попыток он отыскал русского гвардии полковника и передал ему немецкое предложение. Русский полковник сделал несколько телефонных звонков своему начальству и после этого сообщил Дуффингу, что уполномочен принять капитуляцию генерала Вейдлинга. Немцам гарантируются почетные условия плена, офицерам позволят оставить при себе личное оружие; каждый может взять с собой в плен столько личных вещей, сколько пожелает, а советское Верховное командование обеспечит защиту гражданского населения и позаботится о раненых.

Дуффинг все еще договаривался о точном времени прекращения огня, когда немецкий ведущий радиопрограмм, Ганс Фриче, решил самостоятельно начать переговоры о капитуляции. Он отправил несколько гражданских (один из которых оделся по-праздничному) к Чуйкову с письмом, адресованным «господину маршалу».

«Как заявил генерал Кребс, экс-канцлера Геринга невозможно найти, а доктор Геббельс мертв. …Я умоляю Вас взять Берлин под свою защиту. Я прошу Вашего разрешения выступить по радио. Мое имя всем хорошо известно».

Русские никогда не слышали о назначении Геринга на должность канцлера, да и имя Фриче им ничего не говорило. Более того, Чуйкову уже было известно, что Вейдлинг через Дуффинга предложил безоговорочную капитуляцию. Поэтому делегация гражданских не стала для него чем-то из ряда вон выходящим. Человек, одетый по-праздничному, спросил о гарантиях безопасности.

Чуйков: «Ни один волос не упадет с вашей головы».

Человек в парадной одежде: «А кто вы и каково ваше звание?»

Чуйков: «Генерал Чуйков». Затем он снял трубку и позвонил своему начальнику штаба: «Приказываю прекратить огонь. Все».

Полчаса спустя Вейдлинг и Чуйков встретились лицом к лицу. Здесь же присутствовал и Соколовский.

Чуйков: «Вы комендант берлинского гарнизона?»

Вейдлинг: «Да, я командир 56-го танкового корпуса».

Чуйков: «А где Кребс? Что он вам сказал?»