Русские в Берлине. Сражения за столицу Третьего рейха и оккупация. 1945

Здесь присутствовал и Гус. Когда Вейдлинг спросил, как произносится фамилия генерала, Жуков или Жуйков, Гус объяснил, что фамилия генерала Чуйков, а Жуков – это маршал. Он записал оба имени на листке бумаги, сначала латинскими, а потом еще и кириллическими прописными буквами. Затем Вейдлинг переключил свое внимание на звукозаписывающий аппарат и, обнаружив, что он фирмы Presto, заметил, что аппарат, должно быть, американский. У русских сложилось впечатление, что это открытие слегка успокоило генерала. И они не ошиблись; среди немцев бытовал популярный миф, будто войну выиграла якобы не столько сама Красная армия, сколько техника, которую она получила от американцев.

По-военному отрывистым и спокойным голосом Вейдлинг зачитал приказ. Спасский, который контролировал звук через наушники, попросил генерала прочитать его еще раз. В этот момент включили громкоговоритель. Немцы сидели застыв, словно статуи. Комнату наполнил голос Вейдлинга: «Берлин, 2 мая 1945 года. Приказ…»

Когда все закончилось, воцарилась полнейшая тишина. Потом Гус попросил: «Прослушайте, пожалуйста, всю запись, чтобы убедиться, что все сделано правильно». Пока в небольшой комнате с заколоченными окнами в третий раз звучал приказ о капитуляции, Вейдлинг сидел, уставившись на аппарат, его руки дрожали. У генерала Войта-ша подергивалось лицо. Генерал Шмид-Данквард прикрыл поднятое вверх лицо ладонями. Майор с командного пункта Вейдлинга обмяк на своем стуле, его голова склонилась чуть ли не до колен. Полковник фон Дуффинг барабанил пальцами по столу.

Немедленно изготовили копии записи и во все части Берлина отправили фургоны с громкоговорителями, дабы возвестить обращение Вейдлинга среди развалин. И именно посредством этих фургонов, а не по радио берлинцы узнали, что война окончена. То, что произошло позднее, в Реймсе и Карлсхорсте, Чуйков описывает как документ о капитуляции[100]. Он провел четкую черту между ним и собственно самим актом капитуляции: «Мы, солдаты, рассматриваем капитуляцию противника полной и окончательной лишь тогда, когда он, потерпев физическое и моральное поражение на поле боя, поднимает руки и сдается на милость победителя. С этого момента все устремления армии и народа считаются увенчавшимися успехом». И этот момент наступил 2 мая 1945 года, в Берлине.

Глава 12. Иваны

Когда армия США достигла Эльбы близ Торгау, она остановилась на западном берегу реки в ожидании подхода Красной армии. Американцам не пришлось долго ждать. Как и во времена Наполеоновских войн, и в начале Первой мировой, главным русским силам предшествовала конница. Покачиваясь в седлах, всадники Красной армии скакали словно ковбои, с карабинами поперек седел и нагайками в руках. Казалось, они примчались без остановки от самых волжских степей.

Увидев, как они вылетают из соснового леса, американцы на мгновение решили, что это Голливуд снимает очередной вестерн прямо посреди Саксонии.

Затем русские принялись форсировать Эльбу на плотах и небольших лодках, под игру аккордеонов с музыкальных фабрик Торгау. Затем последовало бурное празднество под набирающими почки деревьями, украшенными портретами Сталина и Рузвельта. К празднику с радостью присоединились бы и местные девушки, однако у американцев имелся строгий приказ не вступать в неформальные отношения, к тому же они были убеждены, что всех европейских женщин необходимо окунуть в лизол и хорошенько посыпать дустом. Европа казалась им на редкость грязным местом.

Однако энтузиазм и безграничное восхищение Красной армией среди «джи-ай» оказалось столь велико, что вскоре они уже кружились по траве вместе с очаровательными и жизнерадостными девушками Красной армии – во всяком случае, для съемки кинохроники. Позднее, в Берлине, эти же девушки вызывали немалое восхищение, когда, в качестве регулировщиц, вскидывали вверх красные флажки, освобождая путь советским танкам.

Эти девушки не только регулировали потоки транспорта, но и играли существенную роль в советской системе обеспечения войск. Их подразделения не носили каких-то особых названий – как и сами русские не использовали особых терминов, чтобы отличать мужчин-красноармейцев от женщин в составе Красной армии. Для них было совершенно естественным, что девушки должны сражаться на войне наравне с мужчинами, а не в сомнительного свойства частях вроде немецких «блиц-девушек»[101]. Девушки такого типа – только без каких-либо служебных обязанностей, – существовали и в Красной армии, но только в офицерских кругах. Таких сдержанно называли «походно-полевыми женами»[102].

Так на берегах Эльбы мир «Радиостанции союзных сил» и оркестра Гленна Миллера столкнулся лицом к лицу с грустной и протяжной мелодией «Марша Красной кавалерии»[103]. Русские выглядели утомленными боями, тогда как американцы беспечными и скучающими от однообразия Европы. Единственными возбуждающими интерес людьми, с которыми они столкнулись, оказались русские, с которыми они теперь вместе пили вино, привезенное ими с собой на грузовиках из Рейна.