Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны

– Это точно, что два дня назад они ушли? – переспросил я.

– Она не уверена, – ответила за старушку Рада.

– Если ей не помочь, она помрет, – сказал я.

Я достал из своих запасов еду и последние баночки сока.

– Ты что? Хочешь помочь? – поразилась Рада. – Она же хорватка!

– Как будто в данном случае это имеет значение! – буркнул я, открывая банки с соком: самой бабуле их не открыть.

Увидев еду, она принялась благодарить.

– Ничего, не стоит благодарности! Вам нужнее, а мы от лишнего груза избавляемся!

– Да-да! – поддержала меня Рада, видя, что старушка пытается отказаться от помощи, мол, свое пожила, а нам, молодым, это все нужнее.

– Диета сейчас нам совсем не помешает! – мрачно пошутил я. – Да и на случай возможного ранения, не дай Бог в живот, лучше быть голодным, шансы на выживаемость увеличиваются. Как доктор говорю…

– Я слышала об этом. – Рада отнеслась к моим словам со всей серьезностью, не замечая легкой иронии.

– У меня с собой аптечка и некоторые мединструменты. Бабуле нужна медицинская помощь. Спроси, есть ли у нее лекарства? Если нет, то я ей сейчас из своих подберу что-либо.

– Лекарства давно кончились, – перевела Рада. – Кругом стреляют, аптеки поблизости не работают…

– Ладно. Чем смогу – помогу! – махнул я рукой. – Но тут уж как получится. У меня аптечка для войны, а не для мирных вызовов.

Аппарата для измерения давления у меня с собой не было, поэтому давление пришлось определять по пульсу.

Сделал укрепляющие уколы, оставил валидол. Больше ничего подходящего не нашлось.

Но и этой ограниченной помощи хватило, чтобы старушке стало легче.

Мы вышли. Нам предстояло проверить еще другие подъезды, этажи и квартиры.

Спустились этажом ниже, потом еще и еще.

Квартиры срединных этажей подвергались частому обстрелу. Кроме обломков мебели часто попадались засохшие лужи крови.

На третьем этаже мы наткнулись на четыре трупа в гражданской одежде. Они были изрешечены автоматными пулями. Кто они были – сербы, хорваты или мусульмане, – не определить. Погибли они дня два-три назад. Судя по всему, их просто расстреляли. Картина нерадостная, но на войне еще и не то увидишь. Рада побледнела и чуть не упала в обморок.

– Этого еще не хватало! – прикрикнул я на нее. – Пятый труп здесь совсем не нужен!

Я достал ампулу с нашатырным спиртом, отломил стеклянное горлышко и поднес ампулу к носу Рады. Та резко вдохнула и закашлялась, из глаз обильно потекли слезы.

– Пойдем скорей отсюда! – попросила она.

– Пойдем!

Когда мы вышли, она прислонилась к стене. Однако девушка оказалась с характером. Постояла так пару минут, потом решительно отстранилась от стены и сказала:

– Идем!

Так мы добрались до первого этажа. Теперь нам предстояло перебегать по улице в следующий подъезд. Уже в пятый.

– Ну как, Рада, готова? – спросил я.

– Всегда готова! – улыбнувшись, отрапортовала она.

Мы выскочили на улицу. Добежали до следующего подъезда. Я уже собирался взяться за ручку, когда дверь распахнулась перед моим носом.

Пять хорватских гвардейцев в черной форме наставили на меня автоматы. Я оглянулся, ища возможные пути отхода, но со всех сторон улицы к нам бежали еще около десятка усташей.

Отступать было некуда. Автомат висел у меня на плече. Пришлось медленно поднять руки.

Рада пыталась им что-то говорить, но усатый командир гвардейцев залепил ей пощечину, выругался и приказал замолчать.

Он хотел заставить говорить меня, но я решил просто молчать. Удар в лицо чуть не свалил меня с ног. Я понял, что это всего лишь аванс, продолжение должно скоро последовать. Так просто меня не грохнут. Легкая смерть мне не светит.

Ох, как все гадко! Казалось, что хуже ситуации просто не может быть. Но я ошибался.

Из третьего подъезда два рыжих усташа притащили упирающуюся Светану, жену деда Вуеслава. Подвели ее ко мне. Моего знания языка хватило, чтобы понять, о чем они ее спрашивают.

– Это он? Этот был у вас? Говори, а то отправишься за своим упрямым дедом! Ишь, какой герой выискался, решил спасти русского, да еще и врал нам, а потом драться полез. Его пристрелили и тебя, если будешь молчать, пристрелим! А этому все равно не жить! Русских наемников мы не щадим!

– Чего издеваетесь, суки, над женщиной! – вырвалось у меня. – Я это! Я! Отпустите ее! Она вам не противник! Пусть идет домой!

Но они лишь усмехнулись.

Значит, деда убили. Это я виноват в его гибели. А сейчас могут убить и его жену. Зачем им нужно, чтобы она подтверждала, что я – это я? Это и так ясно, что я и есть искомый объект. Без ее подтверждения. А вот оно что!

Появился мужик с видеокамерой. Им нужен видеоматериал о русских наемниках, воюющих на стороне сербов и якобы обижающих мирное население в Сараево. А уж как смонтировать запись, чтобы так и казалось телезрителям, они сообразят.

И как тут вывернуться? Им даже не потребуется мое собственное признание, они заставят обо всем рассказать Светану. Иначе и ее убьют, а я этого допустить не могу.

– Тебе только нужно сказать, что этот русский был у вас в доме. Что он грабит жителей подъезда, кстати, он убил четверых хорватских граждан в вашем подъезде. Скажешь, и мы сразу тебя отпустим! Ну!