Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.)

 Нельзя понять суть той эволюции, которую пережила социальная структура древнерусских земель в составе Великого княжества Литовского, не вспомнив, что представляла из себя эта структура в древнерусский период. Работы последних лет подтвердили правоту тех дореволюционных исследователей, которые утверждали, что Древняя Русь не знала конституированных классов и сословий.[443] В рамках древнерусских городов-государств, по сути общин, принявших форму государства, сословия еще не сформировались. Это, конечно, не значит, что древнерусское общество было совершенно однородным. Социальные группы существовали, но «рядовое свободное людство (земледельцы и ремесленники), объединявшееся в общины, решительно преобладало над всеми другими жителями Древней Руси. Иными словами, подавляющая масса древнерусского населения являлась свободной».[444] Формула зависимости исчерпывалась антиномией «свободный муж — холоп». Знать в Киевской Руси еще не оторвалась от народных масс.

В полной мере это относится к князьям и княжеской власти. Князь на Руси Х–XII вв. был «необходимым элементом социально-политической организации общества».[445] Он являлся боевым командиром и организатором, причем действовал и словом и делом, поднимая боевой дух воинства. К числу его военных обязанностей относилось снабжение войска оружием и лошадьми. Занимались князья и дипломатической деятельностью, а также выполнили судебные функции. У князей был весьма значительный общественный вес, но самодержцами они ни в коей мере не стали. Этому препятствовала суверенность и самодеятельность городских и сельских общин. Что касается межкняжеских отношений, то они определялись переплетением вассальных и родовых отношений, «старейшинство генеалогическое еще не оторвалось от старейшинства политического, хотя расхождение между ними наметилось вполне определенно».[446] Эволюция же княжеских вассальных отношений шла от вассалитета, основанного на пожаловании даней, к вассалитету, базировавшемуся на пожаловании кормлений.[447] В социальном портрете древнерусского князя следует подчеркнуть еще одну важную черту — его мобильность. Несмотря на то, что в городах-государствах были свои любимые, самые популярные князья, редко какой-либо из князей сидел на месте. Князья, которых призывали общины, передвигались из волости в волость, не забывая, естественно, и своих интересов, ища себе лучшую «отчину». Благоденствуя за счет кормлений, сбора полюдья и даней, князья не стремились развивать собственное хозяйство, а что касается так называемой верховной княжеской собственности на землю, то ее в Древней Руси не существовало.[448]

Что же происходит с князьями и княжеской властью в западнорусских землях в XIII — начале XVI в.? Применительно к Северо-Восточной Руси эту тему исследовал В.Б. Кобрин. Однако он ограничился изучением изменения характера «землевладельческих прав князей по мере их превращения в великокняжеских вассалов».[449] Нас интересует более широкий круг проблем, поэтому мы будем использовать не только жалованные грамоты князей,[450] но и данные других источников. Как отмечал В.Б. Кобрин, «приходится прибегать к косвенным данным, к случайным обмолвкам отрывочно сохранившихся источников».[451] Особенно это характерно для второй половины XIII — первой половины XIV в. — самого «темного» времени в истории Руси.