Читаем Русский полностью

Серж со связанными руками стал извиваться, как змея. Перевалился через край и упал на бетонный пол. Узлы веревки, пропитанные жижей, размягчились, и он освободил руки. В полутьме виднелся яркий пролом в стене, наполненный солнцем. Серж нырнул в него, ослеп от солнечной белизны, задохнулся от сладкого морозного воздуха. Кинулся под какие-то вагоны. Перебежал какие-то стальные пути. Увидел у котлована рыжий бульдозер. Мотор работал, но хозяина не было. Дверца была приоткрыта, и на сиденье лежала поношенная телогрейка. Серж схватил ее, набросил на свои мокрые, начинавшие коченеть плечи. На мгновение заглянул в зеркало, притороченное к кабине. На него глянуло изможденное, измызганное, в ссадинах и кровоподтеках лицо. Волосы на голове, неопрятная борода и усы – все было белым. Он стал седым. Соскочил с бульдозера и, согнувшись, петляя, как заяц, побежал вдоль заводских корпусов, туда, где шумел зимний, солнечный город.

<p>Часть вторая</p><p>Глава тринадцатая</p>

Он бежал по тротуарам, чувствуя, как замерзает пропитанная жижей одежда. Начинает хрустеть, как ломкий хитин, в котором дышит, торопится, спасается от погони измученное тело, но душа ликует, празднуя чудесное избавление. Он забегал в магазины, чтобы согреться, но, чувствуя на себе косые взгляды, быстро покидал теплое помещение. Подсаживался в попутные троллейбусы и автобусы, но после сердитых окриков, требующих, чтобы он купил билет, ему приходилось выскакивать на мороз.

Он стремился туда, где был расположен «Райский рынок». Место, где впервые явился ему китаец Сен. Где открылся в земле провал, похожий на рудный карьер, и он тогда еще подумал, что карьер своими уходящими вглубь спиралями напоминает упавшую Вавилонскую башню. Там же находилось загадочное, пульсирующее чрево, уводившее в зловонную бездну, в те сталинские атомные катакомбы, которые владелец «Райского рынка» Керим Вагипов превратил в подземную тюрьму.

Жестяная труба, из которой падали в подземелье ворохи измызганного постельного белья и упала простыня с кровавым письмом от Нинон, – эта труба должна была опускаться из развратного притона, из отеля, где протекают оргии, а значит, находится Нинон. И первое, что он должен совершить после своего чудесного избавления, – это спасти свою ненаглядную, свою истязаемую невесту.

Он понимал, что страшно рискует. Что рынок переполнен охранниками и лазутчиками владельца. Что его могут схватить и вернуть в ужасное подземелье, где его ждет повторная казнь. Но он пробирался к рынку и скоро оказался в толпе, перед стрельчатой аркой, на которой веселый торговец в чалме предлагал покупателем женский бюстгальтер. У ворот прохаживались два охранника в черных комбинезонах с металлической надписью: «Секьюрити», но вместо автоматов у них были резиновые дубинки. Чтобы не замерзнуть, они притоптывали тяжелыми бутсами, их лица, окутанные паром, были свекольного цвета. Серж вжал голову, ссутулился в своей телогрейке, шмыгнул в толпе мимо охранников, очутившись среди лотков, прилавков, крытых павильонов, где все кипело, шумело, извлекало деньги, хватало покупки.

Он продвигался мимо развешенных пиджаков, кожаных сумочек и чемоданов, прозрачных женских сорочек и мужских дубленок. Повсюду были выскобленные до синевы лица азербайджанских торговцев, хмельные русские бабы, скуластые, в собачьих шапках китайцы. Дымились печурки, сладко пахло хвойным дымом, жареным мясом, летела из разных углов пронзительная азиатская музыка.

– Скажи, – остановил он пробегавшего мимо молодого азербайджанца, несущего завернутый в лаваш ворох зелени. – Тут есть какая-нибудь гостиница? Какой-нибудь отель, ну где люди живут, ночуют?

Парень, плохо понимая, замотал головой и побежал дальше. Зато немолодая, с малиновым от мороза лицом баба в платке озорно засмеялась:

– Тебе переспать, что ли, негде? Бутылку поставишь – переспим.

Серж понимал, что в своей телогрейке, в грязных штанах, с избитым лицом он отталкивал людей. В кармане его находилась изумрудная заветная сережка в золотой оправе, доставшаяся от неизвестной блудницы. Он решил продать ее и на вырученные деньги купить одежду.

Толстенький азербайджанец с плутоватыми маслинками глаз пробовал оправу серьги на зуб, пристально рассматривал пробу, глядел сквозь изумруд на свет.

– Украл? – весело спросил он Сержа.

– Нашел, – ответил Серж.

– Покажи место, где такие вещи валяются. Пойду собирать. Сколько хочешь?

– Тридцать тысяч рублей.

– Даю пять.

– Двадцать.

– Даю шесть.

– Десять.

– Даю семь.

– Забирай.

Азербайджанец кинул сережку в ящичек за прилавком. Отсчитал деньги. Передал Сержу:

– Еще найдешь что хорошее, приноси. Спроси Гейдара, тебя ко мне приведут.

Серж купил паралоновую теплую куртку, дешевый джемпер, простые брюки и вязаную темную шапочку.

Продавец-азербайджанец предлагал ему синий красивый пиджак и брюки цвета маренго. На пиджаке Серж увидел едва заметный шов, тщательно заглаженный.

– Почему здесь шов?

– Мода. Вера Сача, – живо ответил торговец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза