Русский

Вдоль трассы тянулись серебряные березняки, чудесные среди снегов, с розоватыми вершинами в синих небесах. И в этой синеве, в прозрачных серебряных рощах вдруг дохнуло на Сержа скорой весной, пропела, просияла в лазури родная несказанная красота. И ему страстно захотелось умчать Зару в эту лазурь, в сверкнувшую весну, в которой они исчезнут и спасутся от гибельных рюкзаков. Но березняки кончались, потянулись ангары, склады, и возникло впереди здание аэропорта.

На стоянке покинули машину и направились к аэропорту, вокруг которого клубились люди, подкатывали автомобили, над крышей в звоне и рокоте взлетал самолет.

– Четыре входа. На трех стоят рамки металлодетекторов. На четвертом рамки нет. Пойдем сквозь него, – сказал Расул, шагая вдоль стеклянных стен.

Они прошли в здание порта, где теснился народ, горели табло, звенели металлические голоса, объявлявшие авиарейсы.

– Разойдитесь в стороны и ждите моей команды, – приказал Расул. Поставил Зару у входа в кафе с нарисованной кофейной чашкой. А Сержу указал место у колонны, уходящей в гулкую высоту.

Серж стоял, думая, каким образом ему скрыться, сбросив злополучный рюкзак. Его удерживала мысль, что оставленная в аэропорту бомба взорвется и произведет смертельные разрушения.

Мимо шли люди, катились тележки с вещами – туда, где вдалеке шла регистрация билетов, – и светились голубые табло.

Мимо него прошел человек, слишком быстро, чтобы Серж рассмотрел его лицо. Длинное модное пальто с куньим воротником. Небольшая, похожая на тирольскую шляпа, вместо меховой зимней шапки. Сумка из зеленоватой крокодиловой кожи.

Промелькнувшее лицо оставило впечатление чего-то знакомого, пугающего и отталкивающего, но Серж не мог вспомнить чего именно. Он двинулся за человеком, понимая, что и походка его, упругая, с перекатом от пятки к носку, тоже знакома и тоже пугает. Вдруг пахнуло едким запахом муравьиного спирта. Серж догнал человека, заглянул в лицо. Желтоватое, похожее на луну, с узкими беспощадными глазами и маленькими кошачьими усиками. Китаец Сен шел к стойке регистрации билетов, и Серж негромко его окликнул:

– Господин Сен!

Человек не оглянулся на оклик, его глаза смотрели вперед, сумка из крокодиловой кожи покачивалась в руке.

– Господин Сен! – снова окликнул его Серж, всем телом вспоминая разящие удары плетки, малиновую перевязь, голые волосатые ноги в кроссовках.

Он вспомнил таджика Раджаба, погруженного в клетку с мертвыми собаками, и мираж розового цветущего деревца.

– Господин Сен, – еще раз позвал Серж, думая, что обознался.

Человек подошел к стойке, где шла регистрация на Франкфурт. Получил посадочный талон. Вложил его в зеленый паспорт. Прошел в узкое пространство, ведущее к паспортному контролю, не отпуская сумку. Помедлил, оглянулся. Нашел глазами Сержа и произнес:

– Каспатина Сен уехал талеко, талеко. Каспадина Сен больше нету. – И пошел, не оглядываясь, блестя куньим мехом, перекатываясь с пятки на носок.

Серж возвращался растерянный и подавленный к тому месту, где поставил его Расул.

Проходил мимо туалета и почти невольно, повинуясь моментальному побуждению, свернул с пути, вошел в туалет. Какой-то толстяк брил перед зеркалом черную щетину. Капризничал и плакал ребенок, и рассерженный отец поправлял ему брючки. Серж замкнулся в кабинке. Стянул с плеч рюкзак. Расстегнул ремешки. Раскрыл, и первое, что увидел, – мобильный телефон без крышки, с пластинкой аккумулятора, из-под которого вели два проводка – красный и черный. Они погружались в небольшой цилиндрик, который был вдавлен в грязно-желтый, похожий на хозяйственное мыло брусок. Подобные бруски наполняли рюкзак, и в них, как в пластилин, были вдавлены гайки, обрезки винтов, стальные шарики. Бомба была самодельной, мобильник соединялся со взрывателем, который приводился в действие телефонным звонком.

Все это постиг Серж не разумением, а моментальным угадыванием. Он извлек из телефона аккумулятор, вытянул из-под него сим-карту и сунул в карман. Застегнул рюкзак, продел руки в лямки и вышел из туалета.

Он кинулся к Заре, чтобы отобрать у нее рюкзак и обезвредить бомбу. Увидел ее у входа в кафе, под нарисованной кофейной чашкой. Мимо валила толпа, и Зара то исчезала из виду, то вновь открывалась взору, в своем сиреневом тесном платке, короткой шубке и шароварах, с рюкзаком за плечами. Она ни на шаг не сдвинулась с места, куда ее поставил Расул. Была неподвижна, как статуя. Была неживой.