Читаем Русский ад. На пути к преисподней полностью

– Так давай встречаться, давай разговаривать! Я тоже против старого центра, опостылел он, старый центр, кто сейчас спорит, но я требую, чтобы у нас было одно государство… Или, скажем так, пусть будет нечто, похожее на государство, но с властными функциями!

– Нечто – это не государство.

– Вот и поговорим! Обсудим.

– А где?

– Где угодно. На Ленинских горах, например. Или – на Алексея Толстого.

Горбачев имел в виду особняк МИДа.

– Тогда лучше… у меня… – поморщился Ельцин. – А о чем, значит, будет встреча?

– Да обо всем, я ж предлагаю…

– Ладно, уговорились. В пять… Чай мы найдем, не беспокойтесь!

Кортеж машин въехал в Кремль…

Горбачев все-таки встал, зажег свет и спустился вниз, на кухню.

На столе под абажуром стояла большая круглая тарелка с яблоками.

«Антоновские», он их любил.

Горбачев выбрал самое большое, совершенно зеленое, тут же его надкусил и поднялся обратно, на второй этаж, в свою спальню.

Боже, как скрипит эта лестница: дерево рассохлось, дерево стонет как больной!

Его встреча с Ельциным оказалась совершенно бесполезной, но нет худа без добра: были расставлены, наконец, все точки над «i».

…В тот вечер Горбачев заметно нервничал, хотя и вошел с дежурной полуобаятельной улыбкой. Почти заискивал.

– Ну… – помедлил Ельцин, – шта-а?

– Не понял, – сказал Горбачев, усаживаясь в красивое кресло.

– А шта-а ж не ясно? – удивился Ельцин. – Вы вот, понимашь, сидите сейчас у меня… значит у вас – какой-то вопрос…

– Я не на прием пришел, – вздохнул Горбачев.

– Если вы хотите, понимаешь, моей любви – уходите в отставку… и любви… этой… будет столько, что вы задохнетесь, о-б-беш-шаю.

«Задохнетесь от счастья», – хотел сказать Ельцин, но не договорил, полагая, что президентская мысль изложена достаточно ясно.

Интересно все-таки: в отличие от Горбачева, Ельцин никогда не был лидером мирового уровня – никогда. Но Горбачев, тем не менее, был (по самой природе своей) временщик, а Ельцин… был царь.

– Судя по проекту, который официально внесла Россия на Госсовет, ты не согласен на конфедерацию государств…

– Где конфедерация, там и федерация, – отмахнулся Ельцин. – Не пойдет.

– А что, что пойдет? – напрягся Горбачев. – Ради бога, назовем – конфедеративное демократическое государство… – жалко, что ли? В скобках – бывш. СССР. И Президент пусть избирается всем народом, Ельцин – так Ельцин, Горбачев – так Горбачев…

– Президент Ельцин уже, понимашь, Президент, – тяжело сказал Ельцин. – Ему – не надо. Эт-тому… Президенту. А если вы тоже остаетесь, так это уже не власть, а двоепапие… какое-то… – чувствуете разницу?

– Как ты сказал?.. – не расслышал Горбачев.

– А в истории было, – Ельцин опять тяжело вздохнул. – Когда-то… давным-давно Ватикан раскололся, один папа сидел у них в Авиньоне, в летнем дворце, понимашь, другой в Риме. Но он – ненадолго раскалывался. Я имею в виду Ватикан…

Ельцин поднял указательный палец.

Они глядели друг на друга, и каждый думал о том, как это мерзко – глядеть друг на друга.

– Мы как два магнита, Борис… Николаевич, – начал Горбачев. – Других, значит, притягиваем к себе… всю страну пополам разлупили, а соединиться не умеем, отталкивание идет, сплошное отталкивание…

– Не надо переживать, это я… советую… – Ельцин опять поднял указательный палец и закусил нижнюю губу. – Армию – России, КГБ – России, и не будет, значит, как два магнита… У России ж сейчас даже таможни нет!

– Ну тогда, я скажу, у центра ничего не остается…

– А центр будете вы… с Раисой Максимовной, – усмехнулся Ельцин.

Тишина… Такая тишина бывает только в кремлевских кабинетах.

– Я ведь все вижу, – тихо сказал Горбачев. – Президент страны нужен в России только для Запада, я ж не нужен стал в России для России, ситуация неординарная, значит и действовать нужно не рутинным способом, а с учетом уникальности момента. А Западу, – Горбачев встал и прошелся по кабинету, – Западу надо, чтобы политика России была бы предсказуемой. Только Борис Ельцин непредсказуем, у него ж семь пятниц на неделе… то есть итожим: ты управляешь Россией, пожалуйста, я ж не претендую, а у Горбачева пусть будут общие функции… как у английской королевы… Но немного шире: единые Вооруженные силы, МВД, согласованная внешняя политика, единая финансовая система, общий рынок, пограничники и т. д. Это – мне. Все остальное – тебе. И это, сам видишь, нормально, я и не к такому повороту готов, со мной, между прочим, можно и нужно разговаривать – давайте!

«А шта он ходит, – подумал Ельцин, – это ж, все-таки, мой кабинет!»

Горбачев отодвинул штору и посмотрел в окно.

– У меня ж все нормально с головой, – заключил он.

– Сядьте, пожалуйста, – сказал Ельцин. – А то рябит.

Горбачев присел на подоконник.

– Никаких королев, – твердо сказал Ельцин. – Какие еще королевы? Сейчас – общее соглашение, потом – досрочные президентские выборы. Вы нам надоели, Михаил Сергеевич!

Ельцин округлил глаза и опять закусил нижнюю губу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее