Русский ад. На пути к преисподней

Сергей Иннокентьевич все время заставлял Альку ходить перед ним в детских трусиках, гольфах и пионерском галстуке на голой груди, причем, битва за потенцию Сергея Иннокентьевича, которую Алька вела из вечера в вечер, была очень похожа на борьбу за выживание в экстремальных условиях!

Алька в гольфиках — это уже из серии «не страшно быть дедушкой, страшно спать с бабушкой…»

— Мы и не такое терпели… — доказывала Ева…

А Алька как глухонемая, честное слово:

— Вошь под кумачом! Сволочь зюгановская! Я «охотница», а не колдунья!

Она сидела в кресле, закинув нога на ногу: красивые ноги, красивые колготки в сеточку, но домашние тапочки портили картину; Алька привыкла бросаться людям в глаза, стиль такой, но в тапочках «а la fur» разве это возможно?

Алька достала сигарету и полезла за зажигалкой — Ева не выносила табачный дым, но Альке все можно!

Москва — это испытание, конечно: умный и сильный провинциал в Москве будет еще умнее, хам из провинции здесь, в столице, быстро станет преступником.

Ева холодно посмотрела на Альку:

— Сидишь? Чудно! Сигареткой чавкаешь без разрешения? На здоровье! Но я… не обессудь, заинька… билетик волчий тебе все-таки выпишу, нигде, заинька, не приткнешься больше, вообще нигде — слово даю! Москва — маленький город, он тебя принял… вроде бы… он тебя и опустит, вот какая жопия получается! Чтобы в Москве, овца, свое мнение иметь — сильным-сильным надо быть, точно тебе говорю! Сколько можно на х… нитки наматывать? — ты живешь в Москве для самоудовлетворения, а мне… нам, — поправилась Ева, — нам нужно, чтобы ты, милая, мужика сразу бы за грудки брала, его хобот — не ежик, не уколешься!

А у тебя, блин, одна мысль в башке — где бы новую шляпку «выгулять»! Так… догуляешься, слово даю! Точнее, догулялась. Ни-ко-го у тебя не останется, никого и ничего! Все, что к рукам прилипло, все уйдет, не удержишь, знаю, что говорю, — к тебе, как к прокаженной, ни один каралык не подплывет, получишь, бл, репутацию…

СПИД найден у тебя в последней стадии — я, слушай, для тебя сбор средств лично организую, так и быть — время потрачу, твоя несчастливая рожа на всех перекрестках висеть будет, знаменитой станешь! Прикинь: Родина-мать с мечом, новый символ борьбы со СПИДом, и ты, девонька, в горючих слезах: кто поможет Алевтине Веревкиной, несчастной жертве спидоносных бандитов?..

— Да е… оно дохлым конем на ипподроме! — зевнула Алька.

— Че-его?.. Ева быстро потеряла пафос, голос сел, хотя у Евы был, на самом деле, очень сильный театрообразующий инстинкт.

Алька не чувствовала в Еве силу, вот в чем была главная проблема, Ева у Альки — начальник, «артистический директор», как она выражалась, но Алька относилась к ней исключительно как к подруге.

— Раба из меня лепишь? — Алька ухмыльнулась. — Правильно, Евик, иначе кто ж на тебя работать будет, найди дурачка!

— Да о другом, базар, детка, — научись, дышать как йоги, и минет покажется тебе не таким ужасным!

— Ага, — кивнула Алька, — понимаю, понимаю: если ничего не жрать — инфляция будет не такой заметной, факт!

Ева подошла к креслу-качалке:

— Сидишь?

— Сижу, ага.

— Теперь встань.

— По морде хочешь врезать? — Алька сладко потянулась, но встала. — Знаешь, у кого мужики научились людей по мордам бить, а? У детей, Евик, точно тебе говорю! Ладно, давай! За кресло можно держаться? А то ведь свалюсь!

Алька действительно закрыла глаза.

— Слушай сюда, дитя мое возлюбленное! Поганить клиента никому не позволю! Пашу фейс-контроль подключу… — тебя, камбала, никуда, ни на одну приличную вечеринку не пустят! Близко не подойдешь! В Москве все знают друг друга! Черная метка от Евы — крест на всех приличных х… столицы, это понимать надо! Тебе Сергей Иннокентьевич с его стручком… витязем в тигровой шкуре покажется, обещаю! Я тебе, девонька, такую жизнь организую… ты о нем, о Сергее Иннокентьевиче, мечтать будешь, как дети Арала мечтают о мороженом!

Стало так тихо, что было слышно: на кухне из крана капает вода.

— Ты… че взбесилась-то? — пожала плечами Алька. — Работа — не жид, в Израиль — не убежит, понятно? Я коммуняке своему такие, если скажешь, ласки подброшу, он у меня задохнется от счастья!

— И еще, Аля, один заказ будет…

— Опять коммунист? — вздрогнула Алька. — Во, блин, партия у них еб…я…

— Не-а… — ухмыльнулась Ева, — другой. В Президенты прет. У каждого додика своя методика! Ты ему, овца, для вдохновенья нужна!

— Кто идет?.. — Алька вытаращила глаза. — Мой пойдет? Заместо Ельцина?..

— Красавчик. Лет сорок. Народ его любит… слушай.

— Клево, блин! В Президенты… а он меня с собой возьмет?

Ева улыбнулась:

— Смотря как ты его закозлишь…

Пошел дождь, за окном сразу стало темно.

— Жирик… что ли? — обмерла Алька. — У!.. Он прикольный! Слушай! Если Жирик — я сразу согласная…

— Дура ты, — Ева достала портсигар. — Тот жадный, говорят, а этот уже заказ оплатил. Сразу! Романтик… считается, но ведь и ты у нас… как тургеневские тетки…

— Евка, слушай… а можа я так и до Борис Николаича нашего доползу… Во, бл, денег у кого…

— Не жалуется, — Ева чиркнула спичкой. — В той семье бедных нет.

Стало совсем темно.