Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Он рассказал мне случай, произошедший у него на родине: „В одном женском монастыре жила молодая монахиня, которая славилась своими добродетелями. Однажды игуменья увидела видение и услышала голос, который говорил ей: „Смири эту монахиню“. Игуменья была удивлена, так как считала ее лучшей из своих сестер. Молодая монахиня имела обычай после службы оставаться в храме. Она становилась перед иконой Божией Матери и говорила: „Я дева, и Ты дева; Ты родила, а я – нет“. Этими своими словами она выказывала свою гордость. Вскоре, однако, Господь, послал ей искушение, повергнув ее в великое смирение. И тогда, преклонившись перед иконой Богородицы в покаянии, смирившись, творя поклоны и проливая слезы, она говорила о себе как о самой великой грешнице в мiре...“

„Слезы, дитя мое, слезы – вот чего хочет Господь“.

„Да наполнился гордыми девственниками. Бог же хочет от человека смирения“. Смирение отца Тихона было таким, что когда кто либо приходил исповедоваться к нему, то после разрешительной молитвы он говорил: „Дитя мое, помолись и обо мне...“

Когда один юноша, безразличный к вере, приехал ради любопытства на Святую Гору, я отвел его в каливу старца. После того как я исповедался, захотел исповедаться и он. Войдя в церковь, он вдруг, зарыдав, упал на колени, прося простить ему множество грехов. Отец Тихон так его возлюбил, что в ту же минуту попросил его помолиться и о нем, чтобы Бог простил его, так как юноша имел тогда множество слез, а сам он, по его словам, не имел их. И это при том, что он никогда не оставлял их и его платок был всегда влажный...

Как драгоценное благословение лобызаю епитрахиль старца, которая от непрестанных слез всегда была влажной. Также большой крест. Если кто внимательно присмотрится к нему, то увидит пятна от слез, которые он потоками изливал на него. Отец Тихон считал, что своими слезами мы омываем ноги Христа, а волосами с головы отираем их...

Однажды он еще раз захотел посетить Святую Землю. К Афону тогда пристал русский корабль, державший курс на Иерусалим. У старца не было денег, и он упросил капитана, чтобы тот взял его бесплатно. Капитан отнесся к нему с таким почтением, что не только взял его, но дал ему еще денег, чтобы тот помолился о нем и подал за него на поминание в тех местах, которые посетит.

Прибыв в Святую Землю, отец Тихон, как смиренный паломник, начал посещать храмы и монастыри. Во многих местах его упрашивали остаться. Однако он не знал, была ли на то воля Божия. Когда ему рассказали, что в некоем ските живет один добродетельный монах, он пришел к нему за советом по вопросу, который беспокоил его: остаться в Иерусалиме или возвратиться на Святую Гору? В тот момент, когда старец постучался в двери этого монаха, он услышал слова: „Святая Гора... Святая Гора...“ Тогда отец Тихон попросил его открыть, чтобы взять от него благословение и вернуться в Удел Божией Матери.

Здесь кроме монахов он опять встретился со своими старыми друзьями – дикими зверями, которых очень любил. Об этой его любви я узнал, когда однажды пришел в его каливу насобирать немного маслин. Он был рядом, когда я услышал какой-то шум, доносившийся из его кельи. Я сказал ему, чтобы он закрыл двери, на что он ответил: „Я его люблю – он не злой; это друг, приходит взять, чего хочет, и уходит“. Это, наверное, была какая-нибудь лисица или шакал. Я удивился его великой святости.

Когда он жил в келлии Буразери, то изучил в качестве рукоделия чеканку по золоту для украшения икон. Однако вскоре ему пришлось оставить это дело, потому что он не мог переносить стука.

На Каруле он занялся иконописью, взяв перед этим несколько уроков у одного монаха. Незамысловатым способом письма он придавал ликам святых такие черты, какие видел глазами своего сердца. Прародителей, например, с морщинами на лицах, а аскетов просто и без излишеств. Он писал ровно столько икон, сколько ему нужно было на сухари.

В Капсале он жил на деньги, которые ему высылали на поминовение имен. Отец Тихон говорил мне, что монах должен один час работать и один час молиться. А об акафисте Божией Матери „Радуйся, Невесто Неневестная“, который он особенно любил, рассказал мне следующий случай, произошедший в русском монастыре.

Был один монах, который каждый день двадцать четыре раза читал этот акафист следующим образом. Когда он слышал, как часы отбивают новый час, начинал чтение, и каждый раз читал его с таким благоговением, будто делал это в первый раз. И вот однажды он услышал от иконы голос, который говорил ему: „Радуйся, рабе, и ты, радуйся“.

Сам отец Тихон тоже по многу раз в день читал этот акафист со слезами. Также каждый день он читал Евангелие от Матфея. Особенно любил отрывок о Страшном Суде – 25-ю главу. Он хотел всегда иметь свой ум обращенным к Страшному Суду. Непрестанно памятуя о смерти, он вырыл себе могилу, чтобы, постоянно имея ее перед собой, плакать и с радостью ждать времени, чтобы лечь в нее. Его оружием в пустыне был честный крест. „Разбойники, – говорил он, – имеют ружья и ножи. Я же – Христа и крест“.