Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Мы должны понимать, что общежитие в духе взаимной братской любви не имеет ничего общего со сходбищами, празднословием или смехотворством. Эти пороки растлевают дух его. Парадокс истинного общежития в том и заключается, что иноки, живя, трудясь, молясь, питаясь вместе, искренне любя друг друга, в то же время стараются устраняться от излишнего общения друг с другом, имея желание пребывать единственно с Богом. Сходбища, свойственные живущим в мiру, заменяются у них богослужебным собранием; празднословие – славословием и песнопениями за богослужениями; пиры и застолья – скромной братской трапезой. Любовь выражается не столько внешними проявлениями, сколько духовными, внутренними. Терпение поруганий и укоризн, снисхождение к немощам друг друга и прощение обид, радость о преуспеянии ближнего и скорбь в несчастиях, искоренение подозрительности и зависти – все это есть превосходнейшее проявление настоящей братской любви. Но самым главным и существенным для инока является качество, которое объемлет собою все прочие, – предпочтение ближнего самому себе. Эта добродетель – краеугольная при общем житии. Именно она придает братской любви характер жертвенности, сообщая ей тем самым свойства бессмертного и нетленного значения. Излишне объяснять, что эта бесценная добродетель требует для своего выражения совсем иных, превосходных инструментов, нежели, например, такие пороки, как празднословие и дерзость.

Искоренение пороков и воспитание истинно духовных братских отношений стали первоочередными задачами для отца Иеронима. Вскоре он стал всеми признанным духовным лидером единого монастырского организма – как греческой, так и русской его половины. Начиная труды свои по воспитанию братии и благоустройству обители, отец Иероним полагался не на свои силы, но прежде всего на помощь Божию, упованию на которую он был научен опытом всей своей жизни. Не забывал он и пророческих слов своего старца о том, что Бог хочет нечто чудное сотворить в русской обители, а потому зорко всматривался в события и их суть, чтобы рассмотреть детоводящее действие Промысла Божия.

По временам обитель посещал и сам первый, великий ее старец и началовождь – иеросхимонах Арсений. Приход его всегда, словно солнце, осиявал обитель и сопровождался всеобщей радостью и ликованием как греческих, так и русских монахов. По окончании соборной службы он неизменно уединялся с отцом Иеронимом, много беседовал с ним о духовном руководстве братством и о его личном возрастании. Иногда говорил он и со старцем игуменом. Не только отца Иеронима, но и все русское братство он считал своими духовными детьми и всегда подчеркивал, что имеет по преимуществу попечение и ответственность за них даже более, чем сам отец игумен и отец духовник. В особо трудных случаях всегда оставлял право последнего решения за собой, как знающим волю Божию. Поэтому мы можем с уверенностью утверждать, что деятельность отца Иеронима проходила по совету, руководству и благословению великого духовника всех русских иноков на Святой Горе Арсения и, следовательно, была согласна с волей Божией.

Таковым было возвышение сравнительно еще молодого монаха отца Иеронима до степени духовника русской обители. Однако путь его лежал еще выше. 24 марта 1846 года на пятой неделе Великого поста в Навечерие Благовещения, когда на Литургии из Евангелия читаются слова Господни: «Се, восходим во Иерусалим...», – отпев накануне, в Субботу Акафиста, сладчайшую песнь ко Пресвятые Владычице Богородице и отслужив последнюю свою Литургию, отходил из жизни этой и восходил ко Господу, в горний Иерусалим, общий духовник всех русских иноков на Афоне, великий старец иеросхимонах Арсений. Лишалась Святая Гора столпа и светильника, который поддерживал и просвещал на Афоне не только всю русскую братию, но и греков, и болгар, и молдаван.

Рано поутру все духовные дети его, в том числе и отец Иероним, сбежались в келью старца. «Что же ты, отче, уходишь от нас? – вопрошали ученики его. – На кого же нас оставляешь, кому передашь все твои благодатные дарования?» Возложив слабеющие руки свои на главу отца Иеронима, великий авва сказал: «Вот, ему оставляю вас, ему и передаю все». И велел всем подходить к себе для последнего целования и на благословение к преемнику своему, новому общему духовнику Иерониму. Так отец Иероним по воле Божией был возведен на новое высокое служение рукой умирающего своего духовника и старца.

Не этого искал он, поспешая на Афон. Тяготился он некогда воспитанием двоих только учеников, смущался ответственностью за целое братство, а теперь ему предстояло спасать целый народ – русских афонцев. Но изменить ничего нельзя: старец умер и своею смертью запечатал благословение.

И потекли к нему все келиоты, сиромахи и насельники монастырей. Стал он для всех общим отцом, а Пантелеимонова обитель – общим для всех домом. Многие из пришедших келиотов, видя благообразное, благочинное и простое общежительное житие монастыря, оставались тут навсегда, добровольно продав себя в рабство послушания и возложив на выю свою благой ярем Христов.