Русский акцент

Если бы в этот момент парковая скамейка, на которой сидели они, перенеслась бы на театральные подмостки, то возникшую паузу режиссёр назвал бы не иначе, как немой сценой. Борис молчал. Его безмолвствие, как и подобает в подобных сценах, получилось затяжным. Алина, сама того не подозревая, ударила его ниже пояса, как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. В прямом потому, что, несмотря на свою докторскую степень, она была женщиной сексапильной, которая возбуждала мужчин помимо их воли и сознания. Переносный смысл трактовался ещё сложнее, который Борис не мог объяснить даже самому себе. С одной стороны он внутренне соглашался, что такие женщины, как Алина, просто не могут, да, и по правде говоря, просто не имеют права не нравиться. Это, может быть, о них незабвенный Бендер говорил – «мечта поэта». Борис не был поэтом и, тем более, мечтателем. Он считал себя более чем прагматичным человеком. Тем не менее, Алина являлась конгломератом не только красоты и женского очарования, а и талантливого, во многих ипостасях, человека. Конечно же, на прямой вопрос Алины он просто обязан был ответить:

– Да, конечно, милая моя, ты мне очень нравишься!

Но Борис не сказал этого и продолжал молчать потому, что, с другой стороны, он боялся Алину, как боятся прикосновения к ярко пылающему костру, от которого можно получить ожог. Он чувствовал, что она неравнодушна к нему, что она, называя вещи своими именами, хочет затащить его в свою постель. Как там ни крути, по половой принадлежности Борис являлся мужиком, каковым его и обозвала Алина. Кому-кому, а себе лично Борис мог бы и признаться, что совсем не против провести последнюю украинскую ночь в номере у Алины. Больше того, он даже желает этого, отдавая себе отчёт в том, что эта ночь может стать просто незабываемой. Но именно этого Борис боялся просто панически. Он помнил и хотел помнить в дальнейшем только одну женщину, которая является матерью его детей, свою ненаглядную Татьяну, которую любил даже не в самый подходящий для этого момент. Всё-таки истинным кредом Бориса как учёного являлся аналитический разбор ситуации. Эта самая аналитика напоминала ему «золотое правило механики»: «выигрываешь в силе, проигрываешь в расстоянии и наоборот». В данной ситуации Борис не хотел как выигрывать, так и проигрывать. Тем самым мысленный разбор полётов был закончен.

Тем временем, Алина снова прижалась к Борису и томно протянула:

– Так нравлюсь или не нравлюсь, Боренька?

– Послушай, Алина, если я скажу, что не нравишься, то я явно покривлю душой. Ты вызываешь у меня огромную симпатию и импонируешь мне. Я рад нашему знакомству. Но…

– Вот этого не надо, – бесцеремонно перебила его Алина, – никаких но. Ты говоришь, словно выступаешь на заседании Учёного Совета. Я знаю, ты сейчас скажешь, что безумно любишь свою жену. Ну и продолжай любить её на здоровье. Но какое это имеет отношение к нашему маленькому роману?

От такой концепции, изложенной Алиной, Борис неожиданно вздрогнул и, решительно отстраняясь от неё, еле слышно спросил:

– А ты, Алина, любишь своего мужа?

– Люблю ли я своего Леона? – тихо переспросила Алина, – хороший вопрос. Не знаю, что и сказать. Здесь на лицо некая неоднозначность. Если и да, то совсем не так, как Татьяна Ларина любила своего Женечку Онегина.

– А вот с этого места, – оборвал её Борис, – если можно, поподробнее.

– Ладно, Борис, – решила вдруг Алина, – исповедоваться, так исповедоваться, – может быть, отпустишь грех мой.

– Вообще то, я не священник, не епископ и даже не раввин, – запротестовал Борис, – грехов не отпускаю и индульгенций не выдаю.

– Да и не надо, – согласилась Алина, – лучше послушай мою исповедь. Как тебе известно, родилась я в стольном граде под названием Киев как раз в том году, когда тогдашний генсек Никита Хрущёв на каком-то там съезде партии торжественно провозгласил, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».

Борис всё-таки не зря сдавал экзамен по истории КПСС при поступлении в аспирантуру. Он, мгновенно вычислив, что Алина на чёртову дюжину лет младше его, перебил её и сказал:

– Если мне не изменяет память, это было в 1961 году на 22-м съезде КПСС.

– Ну вот, пожалуйста! Ты, Борис, случайно не был знатоком в передаче «Что, где, когда», – неожиданно разозлилась Алина, – девушка хотела скрыть свой возраст, а тут такая эрудиция в, никому не нужной, политологии.

Борис хотел было извиниться, но Алина, не обращая на него никакого внимания, продолжила: