-- Боже, благодарю Тебя! -- с чувством проговорила она и перекрестилась.
Молодая девушка огляделась: местность была ей незнакома; она не знала, куда ее привезли и где держали взаперти.
-- Пойду прямо, авось куда-нибудь выйду, -- проговорила Настя и отправилась прямо по Пресне.
Ночь стояла темная. Настя шла по незнакомым улицам, робко оглядываясь по сторонам. Вокруг было пусто: направо и налево тянулись одноэтажные деревянные домишки и нескончаемые заборы; ни одной живой души не попалось ей навстречу.
Так дошла Настя до Пресненского моста, поднялась на гору и вышла на Малую Никитскую. Эта улица была уже знакома Насте, и она зашагала по ней смелее.
Наконец она подошла к родному дому и принялась стучать в запертые ворота.
Заспанный дворовый сторож, узнав голос Насти, отпер калитку и радостно воскликнул:
-- Барышня, голубушка, вы ли это?
-- Я, я, Иван. Что, папа дома?
-- Дома, барышня-голубушка, дома.
-- Чай, спит?
-- Уж где! До сна ли барину? По вас все тужит. Вон в оконце ихней горенки огонь виднеется, стало быть, не спит.
Майор Луговой и на самом деле не спал. О сне и речи быть не могло: он исстрадался и нравственно и физически. Не прошло двух суток, как похитили его дочь, а он уже сильно изменился: похудел, как-то осунулся, сгорбился, не дотрагивался ни до еды, ни до питья. Мучительная неизвестность заставила его переменить свой нрав, дотоле сварливый, и стать совершенно другим человеком: ни упрека, ни даже грубого слова не слыхали дворовые за то, что дали увезти барышню.
"Была дочка, единственная утеха, для которой я на свете жил, и ее теперь нет со мной! Где она, что с ней, про то ведомо одному Богу. Настюшка, голубушка, где ты, моя сердешная? Откликнись, подай голосок! Не пережить мне этого несчастья. Я не ропщу, да и роптать не смею: по делам и наказание мне послано..." -- таким мыслям предавался старый майор, сидя ночью в своем кабинете.
Он не слыхал, как стучали в ворота, до него донесся только стук в сенях.
"Стучат? Кто бы это мог быть? Может, из дворовых кто-нибудь? Да что же это Савелий не отпирает? Разоспался старик!" -- подумал Луговой и, разбудив камердинера, приказал узнать, кто там явился.
-- Кто стучит? -- через закрытую дверь спросил Савелий Гурьич.
-- Я, я, отпирайте! -- сказала Настя.
Старик узнал ее по голосу и радостно воскликнул:
-- Как? Неужели это вы, барышня?
Возглас дворецкого долетел до старого майора, и он поспешно вышел в сени.
Настя бросилась обнимать рыдавшего от радости старика отца.
-- Настя, Настенька, да ты ли это, ты ли? Я просто глазам не верю. Ты, моя милая дочка, опять со мною! Господи, благодарю Тебя! -- И майор стал усердно креститься. -- Ну, дочка, рассказывай, кто смел увезти тебя.
Настя рассказала отцу, как ворвался к ней злодей Тольский и увез в какое-то захолустье, как грозил насильно жениться и как совсем неожиданно освободила ее из-под замка какая-то немка.
-- Натерпелась я, папа, немало страху, сидя взаперти, будто полоненная; много я плакала и горевала, проклиная моего похитителя... Не ждала я так скоро помощи! -- закончила молодая девушка свой рассказ.
-- Бог послал, дочка, тебе помощь, благодари Его... А с разбойника Тольского строго взыщется за его гнусный поступок... Еще хорошо, Настя, что он не успел причинить тебе ничего дурного. Ведь я убил бы его, как собаку.
-- За насилие и у меня не дрогнула бы рука убить злодея. Я уже и нож приготовила, и если бы не осилила Тольского, то себя убила бы...
-- Утром я поеду к губернатору и стану жаловаться на Тольского. Отец Алексея Михайловича, генерал Намекин, большое участие принял в моем горе, Настенька...
-- Неужели, папа? -- с оживлением спросила девушка.
-- Да, да... генерал -- хороший человек, чужой беде сочувствующий. Мы познакомились и вместе к губернатору ездили, жалобу на твоего похитителя отвозили. Мы с генералом Намекиным сразу догадались, кто тебя похитил. Губернатор всю полицию на ноги поставил. Всю Москву, говорят, обыскали, а тебя не нашли. Где же это спрятал тебя разбойник Тольский?
-- В доме какого-то поляка.
-- А где этот дом-то находится?
-- Как называется улица, папа, я не знаю, но она идет ниже Кудрина, за мостом.
-- Да это Пресня, а мост Пресненским зовут. Ты говоришь, Тольский держал тебя в доме поляка? А фамилии поляка не знаешь ли?
-- Нет, папа...
-- Жаль... А впрочем, полиция найдет и так...
Ни старик майор, ни его дочь о сне не думали в эту счастливую ночь.
Прибрела порадоваться на Настю и нянька Мавра, а на следующее утро ликованию всей майоровской дворни не было конца.
В это же утро Луговой вместе с Настей поехал к губернатору с жалобой на Тольского. Губернатор принял их и, когда Настя подробно рассказала ему обо всем, сделал немедленное распоряжение об аресте дворянина Тольского и его сообщника -- поляка Джимковского.
Тольского оставили под арестом в доме предварительного заключения, а Джимковского отправили в острог.
Тольского, кроме того, обвиняли еще в одном преступлении.