Русский американец

   Капитана "Витязя" звали Иваном Ивановичем Львовым; это был плотный, мускулистый мужчина лет сорока, с умным, энергичным лицом; он обладал покладистым характером, добрым сердцем, но по временам был вспыльчив. На службе он был исполнителен, строг и требователен, не допуская со стороны подчиненных никаких упущений.

   Такому пассажиру, как Тольский, капитан не был рад. Он хорошо знал, кто и что такое Тольский, и предвидел уже кучу хлопот и неприятностей.

   -- Не было заботы, и вдруг нежданно-негаданно как с неба свалилась!.. -- хмуро проговорил он, обращаясь к своему приятелю, корабельному доктору Сергею Сергеевичу Кудрину, с которым он уже два раза совершил путешествие вокруг света и теперь готовился предпринять третье.

   -- Ты говоришь про пассажира, что ли? -- не выпуская короткой трубки изо рта, спросил Сергей Сергеевич

   -- А то про кого же? Этот самый пассажир -- чтобы черт его побрал! -- на мою шею сядет. Уж чует мое сердце, чует, -- горячо произнес Иван Иванович, бегая по палубе.

   -- Ты преувеличиваешь, право, преувеличиваешь. Ведь Тольский не походит на то, что о нем рассказывают.

   -- Благодарю покорно! Да разве ты знаешь его? Тебе известны его душевные качества?

   -- Неизвестны... Чужая душа темна... Я только сужу по лицу Тольского, -- спокойно произнес Сергей Сергеевич.

   -- Да и с лица-то он -- сущий разбойник! -- воскликнул Львов. -- Глазищи у него черные, горят как уголья, в них удаль, отвага... Роста без малого сажень, в плечах тоже не меньше... Ну как есть разбойничий атаман; так и ждешь, что он крикнет: "Сарынь на кичку!"

   -- Ты лучше скажи -- Тольский напоминает собою русского богатыря.

   -- А, похоже, он пришелся тебе по нраву и ты не прочь свести с ним дружбу? -- сердито произнес Иван Иванович.

   -- Мне всякий хороший человек по нраву.

   -- Стало быть, Тольский, по-твоему, хороший человек? Да разве ты не знаешь, не слыхал о его художествах?.. Ведь это -- отъявленный шулер и дуэлянт; он не одного человека на тот свет отправил...

   -- Знаю, Иван Иванович, знаю. Он за убийство офицера Нарышкина попал вместо ссылки на наш корабль.

   -- Ну, ну... Чего же еще тебе надо? И такого негодяя ты хвалишь, заступаешься за него? -- упрекнул капитан приятеля.

   -- Я не хвалю и не заступаюсь, я только говорю, что Тольский своею наружностью напоминает русского богатыря. По-моему, ты к нему несправедлив.

   -- От своего мнения о Тольском я не отступлюсь, -- горячо проговорил капитан Львов. -- Я ничего не пожалел бы, если бы его убрали с моего корабля.

   -- Напрасно горячишься, Иван Иванович; если пассажир будет дебоширить на корабле, ты имеешь полное право его унять, усмирить.

   -- Попробуй-ка, уйми... Мне приказ дан ни в чем Тольского не теснить и смотреть на него не как на подчиненного, а как на пассажира.

   -- В море, на корабле, все подчинены капитану.

   -- Не скоро уломаешь такого детину. Впрочем, если он забунтует, ссажу его на первый попавшийся остров -- и вся недолга!

   Через час на палубе было отслужено молебствие, и после прощания моряков с родственниками "Витязь", распустив паруса, плавно отошел от причала.

   На палубе, у самого борта, стоял и Тольский; на этот раз его лицо было печально и задумчиво; с ним рядом стоял Иван Кудряш; на глазах молодого парня тоже были видны слезы.

   -- Неужели все прощай и всему конец? -- тихим, дрожащим голосом проговорил Тольский и, махнув рукою, побрел в отведенную ему каюту.

XIX

   Алексей Михайлович Намекин скоро совсем поправился от полученной на дуэли раны и уже мог выезжать. Первый его выезд после выздоровления был к невесте.

   Красавица Настя, не помня себя от радости, бросилась встречать дорогого гостя.

   -- Я ждал, ждал тебя, Настя, и приехал сам... Что же ты так давно у меня не была? А может, забыла меня и не хотела навестить? -- шутливо проговорил Намекин, усаживаясь на диван в уютной гостиной майорского домика.

   -- Алеша, милый, зачем ты так говоришь? Я давно порывалась к тебе...

   -- Что же тебя, милая, останавливало?

   -- Прихворнула я с той ночи; видно, простудилась...

   Молодая девушка проговорилась. Поступок Тольского скрывали от молодого Намекина, опасаясь расстроить его.

   -- С какой ночи? -- живо спросил он.

   Настя поняла, что проговорилась, и ей волей-неволей пришлось рассказать о том, как Тольский увез ее из отцовского дома, как держал взаперти у поляка Джимковского и как наконец ей удалось спастись оттуда.

   Этот рассказ сильно встревожил и огорчил Намекина.

   -- Мерзавец! За этот низкий поступок я убью его. Как он смел увезти тебя, мою милую невесту? Нет, это даром не пройдет ему, -- горячо проговорил он.

   -- Успокойся, милый, Тольский уже наказан: он в тюрьме... Его по приказу губернатора арестовали и будут судить.

   -- И, наверное, признают невиновным и отпустят на все четыре стороны. У этого мерзавца есть в Питере друзья... Нет, я буду судить его своим судом... Я, как твой жених, должен отомстить за тебя...

   -- Да не тревожься, Алеша... Поверь, к нему придет возмездие -- рано ли, поздно ли.