Русский авангард. И не только

Тексты биографий постепенно собирались, и становилось понятно, что простых персоналий мало – для общей картины необходим исторический фон. У нас сформировался новый словник, куда вошли организации, общества, выставки, издания и многое другое. Еще два тома! И снова Ирина покорила своей щедростью и преданностью нашему общему делу.

Мы трудились день и ночь – в прямом, а не переносном смысле слова. Переписка с Васей была интенсивной многостраничной, в основном по факсу. Кое-какие рулоны Васиных посланий у меня сохранились. Почему-то ко мне он обращался «Андрей Прустович». Жаль, что я не поинтересовался у него причиной такого обращения. Может быть, оно напоминало Васе поиски «утраченного» авангарда? Подпись была – «Василий Казимирович». Тут объяснений не требовалось.

К работе над «Энциклопедией» мы привлекли 174 исследователя из России, Европы, Америки. Сами написали и скомпилировали более 360 статей из общего числа (всего 1307). Моя переписка с авторами составила более 7000 писем. Издательство оплатило авторские гонорары и права на публикации произведений от музеев. В издание вошло более 3000 иллюстраций. Масштабы цифр, уже по прошествии нескольких лет, всё еще впечатляют.

Мне всегда страшно открывать книги, которые издал. А вдруг, по недосмотру, произошло что-то непоправимое? Ведь тираж уже напечатан.

Мы открывали «Энциклопедию» с трепетом. Ничего непоправимого не обнаружили.

Мы представили «Энциклопедию» на презентации в Третьяковке.

Мы радовались завершению важного этапа не только в работе, но и в жизни. Удивлялись тому, что мечта воплотилась в жизнь.

Теперь без Васи грустно. До сих пор есть определенное ощущение вакуума – потому что особое место он занимал в моей жизни. Кажется, что нет того главного человека, с которым можно обсудить будущие замыслы.

До встречи, Вася! Там будут иные дела.

Об Алисе Порет с любовью

Первое впечатление от встречи с Алисой Порет в конце 1970-х годов (следовало бы называть ее Алисой Ивановной, что я и делал, но мысленно она всегда была для меня Алисой) – умный, пронизывающий взгляд. Она старалась быть женственной, но в то же время производить впечатление не только внешностью, но и всем окружением своей жизни – портретами, старинной мебелью и особенно именами – Петров-Водкин, Филонов, Хармс, обэриуты и многие другие. Она будто говорила: «Вот, смотрите, с какими людьми я была знакома – и как прекрасно выгляжу сегодня!»

Алиса Порет. 1950-е

В самом деле – это было именно так. Она всегда встречала (меня – по крайней мере) в розовом или голубом, с пышной прической (которой я по наивности восхищался, пока не понял, что это паричок), благоухающая французскими духами. Хочу сразу оговориться, что в этом не было ничего личного – просто желание быть неотразимой.

К Алисе я попал по рекомендации моей мамы Елены Борисовны Муриной. Они жили по соседству в Брюсовском переулке. В одну из встреч Алиса сказала, что ищет искусствоведа в связи с грядущей персональной выставкой, и мама посоветовала меня.

Мы друг другу понравились. Я стал часто навещать Алису, и вскоре она торжественно заявила, что делает меня своим наследником. Честно говоря, для меня это сообщение стало полной неожиданностью. Я с некоторым ужасом взирал на штабеля портретов и натюрмортов и мысленно расставлял их по углам своей мастерской (она же – квартира, в которой мы жили с моей женой Натальей Бруни, которая, кстати, училась живописи у Алисы, и двумя детьми). «Не говорите об этом жене, – добавила Алиса, – потому что она обязательно спросит про мебель». Тут мне стало совсем дурно от полного несоответствия образа моего жилища (и жизни) с ее мебелью из капа. Вечером я все-таки рассказал Наталье о об Алисином предложении. «И мебель?» – спросила жена.

В 1980 году у нас родился третий ребенок (сын). Когда я радостно сообщил об этом Алисе, она восприняла новость задумчиво и вскоре сказала: «Вы знаете, когда я представляю, как двое ваших сыновей бегают среди моих картин и могут их уронить…»

Вскоре, к моему счастью (о чем говорю без малейшей доли лицемерия), я был лишен права наследства. Алиса сообщила мне об этом с большой деликатностью, и факт не только не омрачил наши отношения, но даже улучшил их (поскольку я тяготился своей ролью, а в результате наследниками стали более достойные люди).

А мне она подарила несколько своих картин. Одна из них – известный натюрморт «Стакан и яблоко». Он был написан в 1922 году в классе К.С. Петрова-Водкина. Когда Алиса впервые пришла в класс – мест не было. Петров-Водкин сказал: «Видите – лес мольбертов». Но мэтру она приглянулась и он, поставив ей отдельный натюрморт, предупредил: «Если не напишете – не взыщите» (в том смысле, что в класс не приму).

Натюрморт писался три дня. «Тускло-зеленый стаканчик» был заменен на бабушкину граненую кружку, битое яблочко – на ярко-желтое восковое. Когда Петров-Водкин увидел готовую картину, то сказал старосте группы: «Придется ее записать!»