Русский авангард. И не только

Это взгляд художника, не странный, не серьезный, не

Юмористический. Отражение собственного

«Я».

Азбука Николая Андриевича. 2011

Братство Тотибадзе

В истории русского искусства было много художников-братьев. Вспомним современников Пушкина Григория и Никанора Чернецовых, или акварелистов Петра, Павла и Александра Соколовых, или знаменитых Виктора и Аполлинария Васнецовых. Можно назвать еще много других имен. Но в подавляющем большинстве случаев их творческая общность ограничивалась общей фамилией, а иногда, как у Наума Габо и Антуана Певзнера, не было даже и этого. Только, пожалуй, братья Стенберги работали в тандеме, как театральные художники и плакатисты.

Совместное творчество среди художников-братьев, как правило, феномен чрезвычайно редкий.

Братья Тотибадзе – не исключение из этого правила. Но только постольку, поскольку не пишут общих холстов. На самом деле они неотделимы друг от друга, хотя отличаются и по темпераменту, и по живописной манере, и по стилю. При полной самостоятельности каждого, они – часть особого художественного организма, имя которому «братство Тотибадзе».

Старший, Георгий, обладает удивительной способностью представлять окружающий мир в «уменьшительно-ласкательном» виде. Он демиург природы: райских садов, горных хребтов и тенистых рощ. Он радуется тому, что создает. Позиция несовременная, но верная.

Он противник урбанизма – некоторые городские пейзажи устрашающе-пустынны, другие по условности напоминают декорации. Но, главное, – в них нет и не должно быть человека. Его городские пейзажи условны и не предназначены для жизни. Дома-тюрьмы и дома-крепости. Это метафоры мира, противостоящего природному.

Черные фигурки-куколки возникают в его пейзажах то тут, то там, но это только стаффаж, наполнение пространства, в котором царит природа.

Эти же человечки появляются, когда маленькая, но воинственная армия шагает под государственным флагом на игрушечную войну. Автор посмеивается над ложной национальной идеей, над показным патриотизмом. За иронией же прячутся сожаление и горечь.

В портретах – фронтальных, постановочных – он также ироничен. И снова за иронией и нарочитой наивностью образов скрыты чувства, о которых говорить напрямую автор не желает. Додумывайте сами.

Младший, Константин, околдован классикой. Его стихия – мертвая натура. Он пишет красивые и поразительные по материальности натюрморты. Со знанием кулинарного дела он выписывает дырки на огромных кусках сыра, прожилки жира в копченой ветчине или отблеск света на виноградинке.

Предметы выстроены в ряд, их немного и каждый откровенно демонстрирует себя. Они будто собраны из разных эпох. Поэтому от натюрмортов веет то испанской суровостью, то голландской изысканностью. Некоторые обрастают символикой: например, хлеб и рыба.

Он, как и старший, не чужд иронии, когда располагает на старинной бархатной ткани атрибуты советской жизни: тушенку, сгущенку, шпроты, икру. Присутствуют неизменный графин и рюмка водки с призывным отсветом внутри. Он способен возбудить аппетит.

Цветы на тканях, цветы в ведрах, вазах и кувшинах иногда слишком декоративны, но отвечают извечному соблазну художников – написать огромный букет.

Его герои – продавцы в мясных рядах рынка.

Иногда он, как и старший, наслаждается красотой небес, будто парит в них.

В чем секрет этого братства? Думаю, в том, что их искусство религиозное.

Принято считать, что в современном мире религиозное искусство вне стен церкви не существует. Это не так. Когда присутствие Божие ощутимо в пейзажах, портретах и натюрмортах, такое искусство можно называть религиозным, поскольку оно прославляет Творение Божие. Даже при полном отсутствии религиозных сюжетов.

У братьев Присутствие ощутимо. Живопись дает для этого особые возможности. А они – настоящие живописцы.

Когда смотрю на их картины, мне кажется, я тоже принадлежу «братству Тотибадзе».

Гоги Тотибадзе. Цветы. 2020 // Лес. 2004 // Костя Тотибадзе. Натюрморт. 2020

Мой старший друг Василий Ракитин

Начну издалека. Когда я родился, Васе уже было десять лет. Мы учились в одной школе – тоже с разницей в десять лет. И с той же разницей окончили искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. Учились в аспирантуре – но уже в разных местах и с другой разницей лет. Тут наша общая событийная последовательность прерывается.

В застойные годы мы много раз сталкивались на вернисажах и в компаниях, с симпатией другу к другу выпивали. Принадлежали одному кругу общения, но время нашей дружбы еще не настало.

Новая встреча с Васей в 1992 году оказалась для меня очень важной. В определенном смысле – решающей. Нас объединил русский авангард. Наши внутренние движения сошлись. Думаю, в моем лице он нашел не только коллегу, но и товарища. Вася хорошо знал моих родителей, и наша дружба продолжила эти отношения. Он иногда дарил мне свои книги и трогательно их подписывал: «Друг семьи». Им он и был.