Русский авангард. И не только

Для меня это был совершенно новый опыт – говорить очевидные вещи уважаемому и известному человеку. Не слишком ли самонадеянно с моей стороны? Но я так полюбил его работы, а потом и его самого, что решился говорить то, что думаю, совершенно искренно, без лести. Я уже тогда считал, что Резо – один из самых талантливых художников нашего времени. Напрашивалось сравнение с Пиросмани – по степени одаренности, внутренней чистоте.

В 1989 году сборнике «Панорама искусств» мне удалось опубликовать статью Андрея Битова о Габриадзе и мое «Послесловие редактора» (так как я редактировал этот сборник). Думаю, это были первые на русском языке тексты о художнике Габриадзе. Эта публикация стала открытием художника Резо Габриадзе для русской культуры.

Разве это не напоминает историю открытия Пиросмани и появления его картин в России?

Во время разговоров с ним всегда происходят чудеса. Непредсказуемые пути и неожиданные повороты мысли, убийственные сравнения, ясное и жёсткое историческое мышление. И вдруг! – поражающее наивностью, нежностью и чистотой высказывание… Жаль, что разговоры с Резо Габриадзе не записываются постоянно. Впрочем, многие его тексты – это разговоры с читателем.

Остается только удивляться, как в одном человеке сосредоточено так много талантов. Или это один талант – многогранный и необъятный? Используя банальную историческую шкалу, хочется сказать – возрожденческий. Но у ренессансных героев не было юмора. А юмор Резо – немаловажная составная его таланта. Значит, такое сравнение не подходит. Других аналогий нет. Следовательно, талант Резо – особый, неповторимый.

Как же наиболее точно определить творческую принадлежность Резо Габриадзе и нужно ли это вообще? Наверно нужно, потому что для исследователя интересно. Если следовать хронологии, то прежде всего он известен как сценарист, который, по словам Битова, самостоятельно существовал в фильмах и не был поглощен режиссером, а только, с бóльшим или меньшим успехом, воплощен. Многие из этих фильмов стали национальным достоянием, а некоторые фразы персонажей разошлись в народе как поговорки.

Он рисовал всегда, до кино и после. Все, что им придумывалось, должно было быть сначала нарисовано. Так, думаю, и сложилась привычка рисовать.

Уже ранние сценарии сопровождались рисунками – иногда это были большие мизансцены, иногда – маленькие зарисовки. Такая методика не нова в режиссерско-сценарном деле – вспомним хотя бы Сергея Эйзенштейна.

У Резо очень внимательный и все замечающий глаз. Порой он видит то, что большинство людей не замечают. А когда это возникает на листе или холсте – невольно думаешь, как это он подметил, увидел? Поразительная способность!

Постепенно рисунки из сопроводительных превращались в самостоятельные. Их самостоятельность всё более становилась оправданной формой, цветом, линией. Видно, как чисто художнические задачи всё более и более превалируют над киношными. В какой-то момент работа в кино закончилась – на нее ушло 12 лет жизни. Его притягивало изобразительное искусство. Однако появился театр.

С начала 1980-х годов – и навсегда – Резо связан со своим Театром марионеток. Он его основал, он пишет пьесы, он же ставит спектакли. Он, наконец, придумывает декорации и костюмы для своих героев. И сами герои – тоже его дети. Ведь они – а это всего лишь куклы – воплощения человеческих душ.

В театре Резо, несмотря на кукольные масштабы, всё очень серьезно. Устройство марионеток – специальная наука. Рукотворность, соединенная с неуемной фантазией автора, – вот главная особенность декораций и костюмов. Труд, в них вложенный, скрыт за впечатлением легкости их изготовления. В ход идут даже самые неприглядные и странные предметы – спичечный коробок, пробка от бутылки, кусочки старых тканей, пуговицы, бижутерия. Всё будто сделано по рецепту Ахматовой – «когда б вы знали, из какого сора…» Правда, Ахматова не говорит, что такой труд дается легко. Результат тоже по Ахматовой: «И стих уже звучит, задорен, нежен, / На радость вам и мне» («Мне ни к чему одические рати…»). Спектакли Театра марионеток могут действительно и рассмешить, и растрогать до слёз.

Мне кажется, что не кино и театр, а всё-таки живопись стала главным направлением в художественной эволюции Резо Габриадзе. Причем живопись особая – не традиционное масло, а гуашь. Этот материал, который вообще считается графической техникой, не терпит красочных наслоений, поэтому каждое касание кисти становится отпечатком душевных и эмоциональных движений художника. Результат мгновенно овеществляется на бумаге. В этом гуашь подобна фотографии. Фотографии невидимого состояния души.

Его работы начала 1980-х годов – именно в этой технике. Удивительно, что в них уже найдено то, что привлекает и завораживает глаз зрителя и сейчас. Мастерство цвета.