Русский Бертольдо

Перед нами типично «барочная» история молодого человека, «именем Симеона впростоте суща: и от многих едва не дураком словуща»[284], который живет в Москве и в силу обстоятельств (смерть богатого дяди) становится хозяином не только наследства, но и своей судьбы. Такая ноша оказывается ему не по силам: в компании разудалых друзей наследство быстро и весело пускается на ветер, а несчастный герой остается в одиночестве. Симеон пытается изменить ситуацию, примеряясь к различным жизненным стратегиям, помышляя даже отправиться «за море в какую науку», но безрезультатно. Раздумывая о причинах «горести бедственней», он видит неизбежность всего происходящего с ним: «понеже природа во мне глупа и не постоянна»[285]. Ему ничего не остается, как сетовать на судьбу, проявляя в то же время готовность смириться, то есть вернуться на путь, ведущий к гибели, — так заканчивается «алфабит».

Возвращаясь к вопросу, мог ли Семен (Симеон) Забелин быть переводчиком «Бертольдо», обратимся к языку перевода и сравним его с языком виршей.

Несмотря на трудности, с которыми переводчику пришлось столкнуться в работе над текстом, осложненным просторечьем, его перевод получился достаточно внятным и одновременно живым[286]. Забота о художественной выразительности не была отодвинута им на второй план погоней за точностью смысла: текст, построенный на аллюзиях и каламбурах, требовал в большей степени чуткого уха, нежели циркуля и линейки. Архаизмы («паки», «рещи», «велми», «глаголет», «зело», «колми», «паче» и др.) в языке перевода встречаются весьма умеренно, как и иностранные слова, не считая заимствований из греческого («куриозитас», «цаф» и др.), которые также немногочисленны.

Язык виршей Семена Забелина совершенно иной. Наряду с очень немногими иностранными словами («алехир», «банкет», «фортуна», «партес»), он густо пестрит архаизмами: «мя», «ся», «бо», «есмь», «аще», «егда», «иже», «сице», «зело» и т. д. Для наглядности сравним отрывок из перевода (описание внешности Бертольдо) и текст концовки виршей:

«Хитрости Бертолдовы»:

Бедный Бертолд был також мал лицем, толст головою, весь кругл как пузырь, имел чело сморщено, глаза красные как огонь, брови долгие и дикие будто свиные щетины, уши ословы, рот велик и тот крив, губы повисли вниз будто у лошади, борода часта и зело подогнулась в подбородок и висяще будто у козла, нос у него крив и взнят [sic] вверх с ноздрями широкими, зубы как у дикой свиньи, толстые, три или четыре, которые, когда станет говорить, виделись, будто горшки как кипят, ноги имел козловые, долгие и широкие, будто у сатира, и все ево тело было волосато, чулки у нево были из толстой хлопчатой бумаги все в заплатах, башмаки же высокие и украшены толстыми лоскутками. Коротко сказать, сей был весь во всем противен Наркиссу[287].

Вирши Семена Забелина:

О, Симеон! Аще совета моего послушаешь благаго, / Во истину лишишися ругания злато. / Советую бо ти Кирилове [умерший богатый дядя. — Г.К.] имение все истощите, / И тем возможешь и недругов в любовь привлачити. / Много бо зде может не скупу человеку имение, / Егда им подщисся чинить в дому си увеселение. / В разные дни устрой пространны обеды / И напитки уготови доволно и на соседы, / И тако узриши себе отраду толику, / Яко и мне за совет сей воздаси почесть велику. / Аще же не тако, не отбудешь никако, / Пребудешь единако в поругателстве всяко[288].