Остальные молча следили за игрой. Я смотрел в какую-то бездну.
— Ну не знаю. Вы как бы за то, чтобы в спектакле участвовать, а Дёрнов предлагает выйти.
— Да дурак твой Дёрнов! Ну хотя бы пару, ну? Чёрт! — Стелькин положил руку на лоб. — Послушай, я просто хочу поиграть в покер, попырить вон на тот папоротник, попариться в баньке и лечь спать, понимаешь? Сатана — это, между прочим, работа. И за эту работу мне не платят.
Лида прыснула (я это заметил): наверное, уже сто раз читала.
— Ну не хотите «Книгу мёртвых» — давайте театр устроим! — не унимался Стриндберг.
— Держи себя в руках, Константин! — бросил Стелькин.
— Ладно, мы пока погуляем, — сказал Эд и увёл Лену (Лида сопроводила их брошенным взглядом).
— Только не потеряйтесь! — кто-то им крикнул вдогон.
А Стриндберг тем временем надыбал какого-то небывалого дачного тряпья, рубаху и даже лапти: перед нашим взглядом стоял самый настоящий русский мужик. Он прокашлялся:
— Этюд называется «Русскость».
Стелькин закатил глаза. Стриндберг стал чесаться за пазухой:
— Это вообще анекдот. — Он достал из папоротника комочек чернозёма и прижал его к груди. — Русский шпион сидит в порту немецкого города Эф, в кафе, записывает количество судов и навигационные сведения: прячется за газетой, пьёт чай. К нему подходит немецкий офицер и говорит: «Я знаю, вы русский шпион, уходите отсюда подобру-поздорову». Шпион ему, удивлённо: «Но как вы узнали?» Офицер отвечает: «Вы пили чай с ложкой». Приходит шпион на следующий день, весь вид свой изменив. — Стриндберг размазал чернозём по лицу (настолько неузнаваем был шпион). — Офицер опять подходит к нему и говорит: «Ну, право, второй раз уже неприлично». Тот ему: «Но как? Я же пил чай без ложки!» Офицер ему: «Да, но вы её облизали и спрятали в карман». Что делать? Приходит шпион на третий день. — Стриндберг прочертил в чернозёмном лице какие-то камуфляжные полосы. — Офицер снова подходит: «Какой вы упрямый». Шпион ему: «Но как?? Я предпринял все меры!» А офицер говорит: «Да, но вы ложку на блюдечко положили, а чай всё равно пили с закрытыми глазами».
Аплодисменты со всех сторон.
— Ну да, да, знаем. И так сойдёт, великий русский авось, чем в стране больше нищих, тем она к богам ближе, атака мертвецов, крепость Осовец, — забурчал Стелькин. — Да русский и Христа продаст, и себя продаст. Весь этот героизм поганый, а на самом деле — «моя хата с краю». Но ты, Костя, зря думаешь, что это наша особенная черта. У всех так.
— Ну нет, — возразил Шелобей. — У американцев — «моя хата везде».
— Анекдот же не про то, — сказала Лида. — Ложки нет.
— …И замечаешь — и так тошно, что обратно забыться хочется, — говорила Лида. — А потом сон так надоедает, что опять просыпаешься. И без конца эта кутерьма, песок отгребать — как в «Женщине в песках»
— Тебе же пятнадцать, да?
— Мне двадцать семь.
— Прелесть какая! Сейчас, я всё объясню. Смотри. Если человек…
Из-под стола протянулась рука и отчаянно схватила Лиду за свитер.
— Лида, мне страшно! Лида! — Это был Шелобей.
Довольно грубо (как репейник) она отцепила руку от себя и прижала бутылку покрепче. Шелобей попробовал встать, перевернул стол в дребезги и с грохотом повалился на спину.
Все резко застыли и молчали до невыносимости.
— Я думаю, нам надо расстаться, — сказал Шелобей, приподнимаясь на локтях.
— Что?
— Это всё смерть. — Он встал и устремил на неё забитый взгляд.
Лида посмотрела удивлённо-строго: какое-то время так продержалась, потом тихонько заплакала, из плача — в рыданье, и вот уже она бьёт Шелобея и кричит что-то неясное, неразличимое, нечеловеческое. Шелобей вырывается, хватает стул и уже замахивается её ударить, но тут начинают играть HEALTH, — он бросает стул и танцует куда-то из комнаты. Лида догоняет его, вцепляется крепче…
Стриндберг торжественно открыл дверь. Одубелые Эд с Леной не сразу поняли, что их впускают.
Сгоняя онемение, их потчевали чаем и кутали в здоровый и тяжёлый бабушкин плед.
— Я не знаю, где мы были, — начал Эд, приплясывая губами.
— Там началась метель, — подхватила Лена.
— Мы пытались сориентироваться по луне.
— Но было видно только снег.
— Я попробовал сообразить шалаш и костёр.
— Но у Эда руки из жопы.
— Ветки просто были ледяные а зажигалка замёрзла на фиг.
— Потом появился голый мужик в пальто и поманил молча.
— Мы пошли за ним и вышли на дорогу.
— Там мы встретили Человека-паука.
Лена достала из-под пледа игрушечного Человека-паука. Случайно нажалась кнопка, и он бодро сказал: «К бою готов!»
— Нам однозначно нужна баня, — заключил Стриндберг.
Дамы в скромных полотенцах — на нижней полке, мужики в беспардонных трусах — на верхней. Стриндберг ходил и нахлёстывал себя веником. Шелобей лежал. Я чувствовал, как смола каплет жгуче мне на плечо.
— А знаете, что? — сказал Шелобей, приподнявшись на локтях.
— Ну что за откровение тебя посетило, мой юный суицидник? — Стелькин давно опустил тяжёлые веки.
Стриндберг поддал полный ковш — пар пополз желчно.