Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Александр Ильичь! за Московскими дурнотами я на два ваши письма до днесь не ответствовала. Проводили и мы месяц в таких обстоятельствах, как Петр Великий жил 30 лет. Он сквозь все трудности продрался со славою и мы надеемся из них выдти с честию. Начальство в Москве до невероятности ослабело, между тем ханжи выдумали народ лечить чудесами образа над Варварскими воротами. Тут толпы черни молящейся пуще заразились и во все время того богомолья по 900 человек на день умирало. Архиереи с генералом попутчиком Еропкиным положили, чтоб из подволь умалить теченье народа к сему месту, и для того архиерей 15-го сентября к вечеру послал своих людей запечатать сбор у сего образа. Тут сделалась драка, от которой воспоследовал крик, что архиерей грабит Мать пресвятую Богородицу и его убить надлежит; обыкновенная полиция стала коротка – мать наша Москва велика; ударили повсюду в набат, чернь кинулась в Кремль архиерея искать. Чудов монастырь разграбили; главы нет в городе [97] , унимать некому, обер полицмейстер от части и оплошал. По нещастию, под Чудовым монастырем и под архиерейским домом винные погреба, они были разломаны; вины выпиты, при чем драка умножилась и буйство. На другой день, т. е. 16 сентября пошла часть черни в Донской монастырь, где архиерей скрылся, и вытащили его с четвертого яруса из церкви, что за иконостасом, во время поздней обедни, и за монастырем его убили и два карантина распустили. В сей день, после обеда, генерал порутчик Еропкин, который имел в своем ведомстве все, что до чумы касалось, которому даны были гвардии офицеры и солдаты как частные в городе смотрители, велел их собрать с людьми и, взяв 2 пущенки; пошел в Кремль, чтоб бешеную чернь разогнать. Тут вздумали с ним барахтаться, но картечи их скоро принудили уступить место и до 300 перехвачено, а солдат было 70 человек. Следствие теперь идет, из коего ясно открылось, что ни главы, ни хвоста нет, а дело вовсе случайное и все тихо; но болезни продолжаются, хотя с великим умалением, ибо от 900 пришло уже на день по последним рапортам до 450. Здесь ничего этого неизвестно было, кроме усилившейся язвы и которые вести до меня дошли 19 сентября. Я видя колико нужно туда послать особу с полною властью, по усильной просьбе генерал фельдцегмейстера графа Орлова, его туда послала, и он из города выехал 21 сентября, а в Подберезье 22 числа его встретили вести о московском мятеже. По распутице не мог прежде туда прибыть как 26 числа. Ему чрезвычайно обрадовались все добрые люди, а негодные, чаю, испугались его приезда. Что же он в Москве по сю пору сделал, о том при сем прилагаю, из чего усмотрите, кто с ним туда отправился; ибо там до его приезда все, получа terreur panique [98] от язвы, по норам расползлись, но теперь паки возвратились по местам.

Что г. Суворов окончил фарсу г. Огинского сие весьма хорошо и тому радуемся, казалось всегда, что оно так и будет.

За сим желаю вам здравствовать и остаюсь к вам доброжелательная.

А кто я, вы ведаете.

Из переписки о пугачевском бунте

Отрывки из писем императрицы Екатерины II к Я. Е. Сиверсу.

От 10 декабря 1773 г.

…Два года тому назад я имела чуму в сердце государства, в настоящую минуту у пределов царства Казанского у меня такая политическая чума, из за которой много хлопот: ваш любезный и достойный сотоварищ Рейнсдорп уже целые два месяца как осажден скопищем разбойника, который производит страшные жестокости и раззорения. Генерал Бибиков отправляется туда с войсками, прошедшими через вашу губернию, дабы укротить эту язву XVIII века, которая не принесет ни славы, ни выгоды России. Надеюсь, однако, что, с помощью Божией, мы одержим верх, потому что эти мерзавцы (canailles) не имеют на своей стороне ни порядка, ни искусства: это сброд негодяев, имеющих во главе обманщика столь же наглого, сколь невежественного; вероятно все кончится виселицами; но каково это ожидание, господин губернатор, для меня, которая не любит виселиц? Европа, в мнении своем, причтет нас ко времени царя Ивана Васильевича! таков почет, которого должны мы ожидать от этой презренной проделки. Я повелела более не делать тайны из этого происшествия, потому что полезно, чтобы люди степенные высказывали о нем свои мнения и говорили о нем в том духе, как оно должно быть рассматриваемо…

От 11 сентября 1774 г.