Таможна питербурхская, быв несколько лет в казенном управлении, вдруг правительствующий Сенат прислал к ней пеню, что мало собирает доходы; дошед дело до меня, я спросила, менее ли она собирает денег, нежели [когда] отдана была Сенатом на откуп, или более? Нашлось, что полмиллиона более. Я тогда Сенату сказать велела, что пока таможна более откупной суммы соберет, нет причины Сенату пенять таможне.
В первые три года царствования моего, усматривая из прошений, мне подаваемых, из сенатских и разных коллегий дел из сенаторских рассуждений и прочих многих людей разговоров не единообразные, ни об единой вещи, установленные правила, законы же по временам сделанные, соответствующие сему умов расположению, многим казались законами противоречащими; и требовали и желали, дабы законодательство было приведено в лучший порядок. Из сего, у себя на уме я вывела заключение, что образ мыслей вообще, да и самый гражданский закон не может получить поправления инако, как установлением полезных для всех в империи живущих и для всех вещей вообще правил, мною писанных и утвержденных. И для того я начала читать, и потом писать Наказ Комиссии Уложению, и читала я и писала два года, не говоря ни слова полтора года, последуя единственно уму и сердцу своему, с ревностнейшим желанием пользы, чести щастия, (и с желанием) довести империю до вышной степени благополучия всякого рода, людей и вещей, вообще всех и каждого особенно. Предуспев по мнению моему в сей работе довольно, я начала казать по частям, всякому по его вкусу, статьи, мною заготовленные, людям разным, и между прочим князю Орлову, и графу Никите Панину. Сей последний мне, сказал: «Се sont des axiomes a renverser des murailles». Князь Орлов цены не ставил моей работе и требовал часто тому или другому показать, но я более листа одного и другого не показывала вдруг. Наконец, заготовя манифест о созыве депутатов со всей империи, дабы лучше спознать каждой округи состояние, съехались оные в Москве в 1767 году, где, быв в Коломенском дворце, назначила я разных персон, вельми разно мыслящих, дабы выслушать заготовленной Наказ Комиссии Управления. Тут при каждой статье родились прения. Я дала им волю чернить и вымарать все, что хотели. Они более половины того, что написано мною было, помарали, и остался Наказ Уложения, яко напечатан, и я запретила на оного инако взирать, как единственно он есть: то есть правила, на которых основать можно мнение, но не яко закон, и для того по делам не выписывать яко закон, но мнение основать на оном дозволено.
Комиссия Уложения, быв в собрании, подала мне свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещися должно. Она все части закона собрала и по материям разобрала, и более того бы сделала, ежели бы Турецкая война не начиналась. Тогда распущены были депутаты, и военные поехали в армию. Наказ Комиссии Уложения ввел единство в правила и в рассуждения не в пример более прежнего и стали многие о цветах судить по цветам, а не яко слепые о цветах. По крайней мере стали знать волю законодавца и по оной поступать…
Комиссия 1767 г.
Вскоре премудрая Екатерина перед лицом всего света доказала, что не одним токмо блеском и пышностью двора намерена занимать своих подданных, и обратила всеобщее их внимание на дело, к собственному их благоденствию относящееся…
В конце 1766 года (14 декабря) изданы были достопамятный манифест и указ всем губернаторам о прислании в Москву депутатов со всех сословий: синода, сената, коллегий, канцелярий и от каждой провинции, города и уезда, от дворянства и от гражданства, от однодворцев, пахатных солдат, от служилых людей, ландмилицию содержащих, от государственных черносошных и ясашных крестьян, казацких и запорожских войск, и даже от кочующих разных в областях Российской империи народов, какого бы они закона ни были. «Мы сзываем, пишет Екатерина, сих депутатов не только для того, чтоб от них выслушать нужду и недостатки каждого места, но они также должны быть участниками при издании проекта нового уложения; они должны слышать законы нами вновь изданные, находить в оных недостатки, дать свои мнения и замечания и тем споспешествовать поправлению законов, споспешествовать собственному и общему благу. Сим учреждением даем мы нашему народу опыт нашего чистосердия, великие доверенности к оному и прямые материнские любви». Великая государыня желала доказать, что не только словами, но и на самом деле оправдывает она достойный ее титул матери, и для того, чтоб лично удостовериться самой о точном состоянии всех провинций и городов обширнейшей своей империи, она еще в предшедшем году осматривала некоторые немецкие провинции, а теперь, как срок приезда депутатам положен был шестимесячный, желая употребить сие время на новое путешествие, предположила из Твери идти по Волге до Казани. Между тем Александру Ильичу Бибикову повелела отправиться в Кострому, где он присутствовал при выборе предводителей и депутатов в комиссию нового уложения.