А как пришел час вечерни, изволила ее величество прислать Анну Федоровну Юшакову: «ночуй де у меня, Филатовна!» И я сказала: «воля ее императорского величества». А как изволила откушать ввечеру и изволила раздеться, то меня княгиня привела в почивальную пред ее величество, и изволила меня к ручке пожаловать и тешилась: взяла меня за плечо так крепко, что с телом захватила, ажно больно мне было. И изволила при-весть меня к окну и изволила глядеть мне в глаза, сказала: «старая очень, никак как была, Филатовна — только пожелтела». И я сказала: «уже, матушка, запустила себя: прежде пачкавалась белилам, брови марала, румянилась». И ее величество изволила говорить: «румяниться ненадобно, а брови марай». И много тешилась и изволила про свое величество спросить: «старая я стала, Филатовна»? И я сказала: «никак, матушка, ни маленькой старинки в вашем величестве!» — «Какова же я, толщиною с Авдотью Ивановну?» И я сказала: «нельзя, матушка, сменить ваше величество с нею, она вдвое толще». Только изволила сказать: «вот, вот, видишь ли!» А как замолчу, что изволит сказать: «ну, говори, Филатовна!» И я скажу: «не знаю что, матушка, говорить; душа во мне трепещется, дай отдохнуть». И ее величеству это смешно стало, изволила тешиться: «поди ко мне поближе». И мне стала ее величества милость и страшна и мила, упала перед ножками в землю и целую юпочку. А ее величество тешится: «подымите ее». А княгиня меня тащит за рукав кверху, я и пуще не умею встать. И так моя матушка светла была, что от радости ночью плакала и спать не могла. «Ну, Филатовна, говори!» «Не знаю, матушка, что говорить». — «Рассказывай про разбойников!» Меня уже горе взяло: «я, мол, с разбойниками не живала». И изволила приказывать, что я делаю, скажи Авдотье Ивановне. И долго вечером изволила сидеть и пошла почивать, а меня княгиня опять взяла к себе, а княгиня живет перед почивальнею. А поутру опять меня привели в почивальную пред ее величество в десятом часу, и первое слово изволила сказать: «чаю, тебе не мягко спать было?» И опять упала в землю пред ее величество, и изволила тешиться: «подымите ее; ну, Филатовна, рассказывай!» И я стала говорить: «вчерася, матушка, день я сидела, как к исповеди готовилась: сердце все во мне трепетало». И ее величество тешилась: «а нынеча что?» «А сегодня, матушка, к причастью готовилась». И так изволила моя матушка светла быть, что сказать не умею. «Ну, Филатовна, говори!» И я скажу: «не знаю уже что говорить, всемилостивая». — «Где твой муж и у каких дел?» И я сказала: «в селе Дединове в Коломенском уезде, управителем». Матушка изволила вспамятовать: «вы де были в новогордских?» — «Те, мол, волости, государыня, отданы в Невской монастырь». «Где ж де вам лучше в новгородских или в коломенских?» И я сказала: «в новгородских лучше было, государыня». И ее величество изволила сказать: «да, для тебя не отьимать их стать. А где вы живете, богаты-ли мужики?» — «Богаты, матушка». — «Для чего ж вы от них не богаты?» — «У меня, мол, муж говорит, всемилостивейшая государыня, как я лягу спать, ничего не боюся, и подушка в головах не вертится».