Что тут повлияло — мои гипнотические способности или «галочка», проставленная проректором возле моей фамилии, — я до сих пор не знаю. Но ведь и «галочка» — тоже результат внушения проректору моего антисоветского кредо. Так что — без гипноза не учиться бы мне на инженера!
ВНУШЕНИЕ В ЗАТЫЛОК
И вот я уже на целине по комсомольской путевке. До уборочной нас — студентов, привлекали к различным строительным работам. У меня завелся «заклятый друг» — десятник Архипов, который постоянно хотел объегорить меня, а я, в свою очередь, его. Последний раз в выигрыше был я, но злопамятный Архипов решил доконать меня следующим заданием. Он предложил уложить фундамент для большой печи в строящейся конторе. Цоколь конторы был уже выложен саманными блоками — «саманами». Изготовлены они были из навоза, глины и рубленой соломы и весили, наверно, по пуду штука. На дворе валялись куча саманов и куча земли, вырытой из ямы под фундамент. Нужно было замесить глину (бочка воды и глина имелись), уложить саманы в фундаментную яму в пять слоев, подогнать их, положить на глину и подровнять топором и лопатой, которые лежали тут же рядом.
Кучу земли нужно было вывезти подальше и рассыпать — для этого стояла лошадь с телегой. Одной бочки воды не хватило бы, и на этой же телеге мне пришлось бы привозить воду из озера. На это давался целый день и двести рублей оплаты. Архипов должен был заехать часов в шесть и проверить работу.
Я почесал голову и понял, что не в коня корм. Работу эту я не осилю, а уж Архипов разнесет «парашу» по всему совхозу. Тогда я (даром что ли отличник!) решил схитрить. Я вылил бочку воды в глину и размешал ее, затем засыпал лопатой кучу земли обратно в фундаментную яму и как следует утрамбовал ее ногами. Небольшой остаток разровнял по полу конторы. Затем уложил сверху один слой саманов, обильно смазанный глиной и даже отштукатуренный ею же сверху. Остальные саманы набрал в телегу, отвез подальше и свалил в овраг, а затем улегся отдохнуть на траву близ строящейся конторы.
И вдруг, выражаясь словами гения: «я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» По тропинке мимо стройки идет крепко сбитая, загорелая молодая женщина в косынке с хозяйственной сумкой в руках. А я — девятнадцатилетний здоровяк, кавказец, да еще с отсутствием сексуального опыта, смотрю на нее лежа и страдаю от неудовлетворенности. Я заметил, что если смотреть на женщину лежа, то она кажется существенно красивее, вот проверьте, если не верите! Тепло, солнечно, птички поют. И мне так сильно, почти безумно захотелось любви — вы меня понимаете — простой земной, неплатонической любви, иначе говоря — секса!
Догоню и изнасилую — было моей первой мыслью. Но я быстро прогнал ее, как нереальную и опасную. «А что, — было моей второй мыслью, — не попробовать ли применить гипнотический опыт и здесь?» Но ведь женщина не смотрит на меня и уже удаляется. Я уставился ей взглядом в затылок, напрягся, что было сил, и молча приказал: «Остановись, повернись и подойди ко мне! Я ведь так тебя хочу, захоти и ты меня!»
И женщина остановилась. Потом медленно повернулась и, заметив меня, пошла в мою сторону. Я быстро закрыл глаза и притворился спящим. Но вскоре почувствовал, что меня будят, нежно тряся за плечи. Открываю глаза: надо мной стоит женщина в косынке, загорелая, глаза голубые, улыбается. Зубы — как у всех местных — находка для стоматолога.
— Я — Ульяна, — представилась она, — подойду, думаю, посмотрю, не помер ли часом? Вижу — здоров!
Увидев, что я в порядке, Ульяна улыбалась все шире и шире.
— Может, за здоровьечко самогончику по чуть-чуть? — подмигнув, предложила Ульяна и, раскрыв холщовую сумку, показала горлышко бутылки, заткнутое газетной пробкой.
Я поднялся и оглядел Ульяну. Надо сказать, что снизу она казалась существенно привлекательнее. Маленького роста, кре-пышка лет тридцати, Ульяна была скорее не загорелой, а вся в коричневых веснушках-конопушках. Нос — чухонский, губы обветренные. Настроение упало, но сразу поднялось при мысли о самогоне, а возможно, и закуске. Как-никак — весь день без обеда!
Мы уселись на цоколь, Ульяна постелила газету, поставила бутылку и один граненый стакан. Затем положила на газету нарезанное соленое сало, полбулки хлеба и несколько огурцов.
— Стакан-то один всего, — виновато улыбнулась Ульяна. Но я быстро налил самогон в стакан, вручил его Ульяне, а сам взял в руки бутылку.
— У нас на Кавказе, откуда я приехал, пьют только из бутылки! — уверенно соврал я.
— Так ты тоже с Кавказа? — радостно удивилась Ульяна. — Ты что, не грузин ли? Слово «тоже» насторожило меня, но я бодро доложил:
— Грузин — первый сорт, мегрел называется, мы на Черном море живем, — хвастался я, хлопая себя кулаком в грудь, совсем как это делает самец гориллы, который, правда, живет еще несколько южнее.